Зависть: теория социального поведения

Однако после окончания Второй мировой войны родилась потрясающая новая «мораль», согласно которой в завистливых людях нет ничего особенно дурного. Все меньше и меньше индивидов и групп стыдятся своей зависти; вместо этого они утверждают, что ее присутствие в их характерах является аксиомой, доказывающей существование «социальной несправедливости», которая должна быть устранена к их выгоде. Внезапно стало возможным сказать: «Я завидую тебе. Отдай мне то, что у тебя есть» – и не потерять при этом лица и доверия общественности. В этом смысле можно говорить об эпохе зависти.

«Меня не любят вещи»

Некоторые из фрагментов романа Олеши очень познавательны с точки зрения феноменологии зависти. Кавалеров чувствует, что вещи этого мира не любят его. Он постоянно сообщает о враждебности к нему вещей и завидует тем, с кем они сотрудничают. «Меня не любят вещи. Мебель норовит подставить мне ножку. …Суп, поданный мне, никогда не остывает». И по контрасту – «вещи любят» комиссара»[221].

Из характеров других литературных персонажей, а также из клинических исследований ясно видно, что человек, мучимый завистью, чувствует, что его материальное окружение преследует его. И как можно продемонстрировать на примере примитивного человека, скажем островитянина из народа добу или индейца навахо, непосредственно возбуждает его зависть то, что, как он полагает, вещи всегда его обманывают, в то время как к другому его материальное окружение благосклонно.

Постепенно Кавалеров начинает осознавать природу своих чувств к комиссару, которого он часто называет «колбасником» или «заведующим жраньем»: «В чем же дело? Я уважаю его? Боюсь его? Нет. Я считаю, что я не хуже, чем он. Я не обыватель. Я докажу это»[222]. Только гораздо позже, во второй половине книги, когда рассказчиком становится сам Олеша, он заставляет Ивана сказать допрашивающему его следователю ГПУ: «Вас интересует чувство, носителем которого он является, или его имя?…Николай Кавалеров. Завистник»[223].

Почти сразу после этого идет разговор Ивана с Кавалеровым, которые, как они сами признают, похожи друг на друга. Иван говорит Кавалерову: «…Мой друг, нас гложет зависть. Мы завидуем грядущей эпохе. Если хотите, тут зависть старости. …Поговорим о зависти…»[224]

Потом Иван вспоминает историю из своего детства: в 13 лет он был на балу для детей, где одна девочка танцевала, пела и придумывала игры лучше всех, и в том числе лучше, чем он. «Я не вытерпел. Я поймал девчонку в коридоре и поколотил ее… расцарапал прелестную ее физиономию». То, как Иван объясняет причины своей ярости, очень важно, если мы вспомним, что самую острую зависть вызывает тот, кто почти равен нам: «А между тем я тоже привык к восторгам, я тоже был избалован поклонением. У себя в классе и я главенствовал, был рекордсменом».

Его изгнали с бала: «Так впервые познал я зависть. Ужасна изжога зависти. Как тяжело завидовать! Зависть сдавливает горло спазмой, выдавливает глаза из орбит»[225].

Олеша так описывает одно из ранних и лучше изученных проявлений зависти в письме Кавалерова к комиссару:

«Вы мне дали постель. С высот благополучия спустили вы на меня облако постели… Вы меня облагодетельствовали… Подумать, меня приблизил к себе прославленный человек!.. Я хочу выразить вам свои чувства. Собственно, чувство-то всего одно: ненависть…»[226]

Но почему? Несколькими строками ниже Кавалеров отвечает на этот вопрос:

«Почему я должен признать его превосходство?»

Когда «Зависть» Олеши была опубликована в 1927 г., признание критиков было единодушным. Согласно газете «Правда», Олеша был ведущим писателем среди тех, кто принадлежал к группе, известной под названием РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей). Русские эмигранты также приняли эту книгу с восторгом[227]. Хотя это и может показаться невероятным современному читателю, тогда советские критики не разглядели иронии и сатиры в портрете комиссара. Только постепенно они осознали глубину индивидуализма Олеши; тогда началась критика.

Утопический роман Л. П. Хартли «Справедливость налицо»