Завхоз снова в игре!

Получил новости и указания напрямую от Жадности, сообразил Борисов. Чем-то будущие дети были важны богу, ну ладно, вопрос мог и потерпеть. Пока они еще родятся, пока вырастут, сто раз все успеет поменяться. Либо Жадность замыслил комбинацию, при которой Борисов не успеет ему помешать.

Их завели в Храм и усадили в одну огромную бочку-купель, а набежавшие жрицы принялись намывать их, сопровождая действие молитвами. Судя по уровню умений, эта же бригада занималась помывкой Хомяка. Самого Хомяка отвели чуть в сторону, кормили и поклонялись, зверюга урчала довольно и милостиво принимала подношения.

— Ты стал крепче, — заметила Арнэль, разглядывая обнаженное тело Борисова.

— Ты тоже, — ответил он, зная причину.

Уровни и еще раз уровни, общее повышение их. Империя росла и росли уровни Борисова, и, соответственно, наоборот.

— Но я все еще уродливый старик? — спросил он с иронией.

— Ты муж мой и потому прекрасен, — ответила Арнэль.

Волна страсти и жара от нее усиливалась, причем никакой фальши в них не ощущалось. Кажется, захлестывало даже жриц вокруг, так как движения их и помывка стали слишком интимными. Борисов не сомневался, что тело Филча не подведет, но все равно, публичная процедура убивала всякую страсть, даже жар Арнэль не слишком помогал.

Затем их вытащили, вытерли и накинули какие-то просторные балахоны, повели к алтарю. Во главе его посадили Хомяка, а жрецы Жадности, во главе с Левозубом, встали вокруг, затянув молитвы. В процессе еще рукоблудием займитесь, подумал зло Борисов, подводя Арнэль к алтарю. На нем лежало какое-то одеяло, похоже "священное", из выпавшей шерсти Хомяка.

Вряд ли с организмом Арнэль все было настолько плохо, вспомнить хотя бы неснимаемое проклятие самого Левозуба. Нет, вся эта история с омовением, алтарем и жрецами нужна была для воздействия в процессе зачатия, в который уже раз подумал Борисов. В храме было не слишком жарко, да еще и поддувало сквозняками откуда-то.

Пару плеток, убрать одеяло и мизансцена для Пинки готова.

— Вознесите молитву Жадности и приступайте! — провозгласил Левозуб. — Благословение его сегодня с вами!

— Бог Жадности, благослови мое лоно детьми, зачатыми в браке от любимого мужа, — отозвалась Арнэль, задирая подол и раздвигая ноги.

Любовные игры оказались заменены молитвой, прекрасно, саркастично подумал Борисов.

— Ты прекрасна, жена моя, — сообщил он Арнэль, тоже задирая подол. — Да будут дети наши похожи на тебя!

Глава 20

Едва завидев входящую в один из залов дворца Манько, Борисов понял — сейчас будет очередной раунд борьбы за влияние и власть. В следующее мгновение какой-то тихий голосок внутри прошептал: "Немедленно отдели ее от остальных и трахни так, чтобы она на ногах не могла стоять". Наверное, это и был тот самый талант "Соломон", помогавший управляться с женами.

Борисов не стал никого никуда тащить, устроился поудобнее в кресле и закурил.

— Табачный дым вреден для будущих детей, — заявила Манько, помахивая рукой.

Шедшие за ней следом Жаклин и Пинки (причем Пинки все время пригибалась, словно собиралась то ли стать на четвереньки, то ли понюхать "под хвостом" у Жаклин") синхронно закивали. Ханнали громко хрюкнула, Арнэль же повернулась недоуменно:

— Откуда ты это знаешь?

— Боги нашептали, — чуть понизив голос, ответила Манько.

Даже если бы Борисов не знал, кто такие на самом деле дети богов, одной этой сцены хватило бы, чтобы разом вызвать лавину подозрений. Арнэль же тем временем просто кивнула и укоризненно посмотрела на Борисова.

— Ты зачла ребенка под благословением бога, — парировал Борисов, — неужели ты думаешь, что ему повредит какой-то дым?

На самом деле еще и часа не прошло, со времени бурного соития в храме, но раз Жадность так расстарался, то, наверное, обеспечил беременность. И еще на самом деле целью слов Борисова была Манько: нехитрый, но действенный приемчик, увести разговор в сторону, чтобы человек потерял терпение и вывалил все, что задумал.

— Не стоит испытывать божественное чудо, — наставительно заметила Манько, тоже садясь в кресло.

Ага, подумал Борисов, она и не собиралась скрывать. Жаклин приручила, Пинки немного обработала, теперь решила и Арнэль прикарманить, на почве детей. Возможно, он совершил промашку, выдав ей Пинки. Возможно, промашку совершила Манько, решив, что ухватила "бога за бороду".

— И к вопросу о чудесах, богах и детях, — сказала она, поправляя платье. — Аргус, муж наш, теперь все твои жены беременны. Все, кроме Ханнали.

Голосок внутри опять понес какую-то чушь, про то, что старшей женой надо ставить Арнэль.

— Чего это тебя волнует моя беременность? — грубым тоном спросила Ханнали.

На самом деле оно, конечно, все равно было пищанием маленькой феечки, но Борисов как-то научился различать оттенки этого писка. Наверное, сказывался богатый опыт общения.