Заводная девушка

– Ничего такого я не говорила, и вы это знаете. Я лишь сказала, что не нашла доказательств того, что он опасен, и это правда. Я делала все, о чем вы просили, и даже больше. Но я никак не могла знать, что кукла напишет эти послания и поведет себя так. Вы даже не знаете, виноват ли Рейнхарт в ее поведении!

– А какие еще объяснения имеются?

Камиль говорил резче обычного. Чувствовалось, он в отчаянии.

– Да хотя бы то, о чем говорил Рейнхарт: кто-то вмешался в работу механизма. Или…

– Кто? Кто этот человек? И не он ли – таинственный кто-то – заставляет куклу петь и шептать?

– Шептать?

– Кукла продолжает говорить и выдавать свои нелепые послания.

– Какие послания?

– Это тебя не касается. Зато тебя касается другое: узнать, каким образом твой проклятый хозяин-часовщик продолжает управлять своей гнусной куклой из застенков Шатле.

Почему Рейнхарта перевезли в Шатле? Чтобы судить? Или чтобы держать подальше от куклы?

– Где сейчас находится кукла? – сглотнув, спросила Мадлен.

– Ее давно нужно было бы разломать на куски. Но ее держат в Версале и тщательно охраняют. А она продолжает говорить. Изволь объяснить.

Мадлен представила себе куклу, запертую в одной из многочисленных версальских комнат, стеклянные глаза, сверкающие в свете факела.

– Если доктор Рейнхарт сейчас далеко от Версаля, а кукла продолжает двигаться и говорить, значит у доктора есть помощник. Кто-то, имеющий доступ во дворец.

– У тебя есть доказательства?

– Нет, но это единственное подлинное объяснение.

– Ты обыскала его луврскую мастерскую? Нашла хоть что-то, указывающее на личность сообщника? Намеки на то, что Рейнхарт замышлял?

– Да! Я все тщательно осмотрела.

– Значит, что-то нашла?

Мадлен покачала головой:

– Только черновик письма в Академию наук, где он признавался в невозможности сделать так, чтобы кукла говорила и из нее текла кровь. Больше никаких объяснений и ничьих имен.

Камиль с шумом поставил бокал на стол:

– Значит, плохо искала! Или ты его выгораживаешь. Должны быть какие-то свидетельства, что он задумывал эти трюки и что у него есть сообщник. Необходимо найти способ заткнуть рот этой дурацкой кукле.

Камиль, до сих пор расхаживавший по комнате, остановился и посмотрел на Мадлен. Ей показалось, будто он смотрит сквозь нее.

– Рейнхарт тебе доверяет? – вдруг спросил он.

– Не уверена. – Мадлен вспомнила, как хозяин смотрел на нее перед поездкой в Версаль. Вспомнила слова, что у него была причина сделать именно так. – Возможно, – добавила она.

– Так… – Камиль почесывал небритые щеки; когда он снова заговорил, его голос звучал спокойнее. – Вот что ты сделаешь. Слушай внимательно. От этого все зависит. Ты навестишь своего хозяина в тюрьме. Скажешь, что поможешь ему бежать, но только если он расскажет, как управляет куклой, кто ему помогает, и если согласится заставить ее замолчать.

– Но на самом деле я не смогу помочь ему бежать?

– Нет.

– В таком случае это подлая затея и я не стану в ней участвовать.

Дело было не только в подлости затеи. Мадлен боялась туда идти, боялась увидеть человека, вызывающего у нее столько сомнений. Кто он: убийца, чародей или жертва обмана? Мадлен не хотелось переступать порог тюрьмы, являвшейся рассадником болезней и обиталищем целого легиона острозубых крыс.

– Поздновато ты вспомнила о совести, мадемуазель Шастель. Когда я предложил тебе эту работу, ты с радостью за нее ухватилась. Ты сделаешь это, и у тебя получится. Ты заставишь Рейнхарта тебе рассказать все, иначе он пробудет в тюрьме до самой смерти.

– Нет! – В ней забурлил гнев, угрожая выплеснуться на поверхность. Всю жизнь она делала то, что ей велели, лгала, обманывала, хотя зачастую это било по ней. Но людям всегда было мало. Они требовали больше. – Я не стану выполнять ваши требования, пока не заплатите обещанные деньги. Вы и так их задержали.

– Не станешь?

Камиль присел к столу, пододвинул к себе лист бумаги и начал писать.

– Что вы пишете?

– Доканчиваю ordre de cachet. – Камиль написал несколько фраз, подул на бумагу и поднял лист за верхний край, чтобы Мадлен видела свое имя. Чернила, еще не успевшие просохнуть, зловеще блестели. – Одно из преимуществ моего незавидного положения. Я по собственному выбору могу упрятать в тюрьму кого угодно, а освободить этих узников может только король. И каково придется твоему дорогому племяннику, когда ты годами будешь томиться в Бисетре?

Мадлен смотрела на его запавшие глаза и небритые щеки.

– А знаете, что всегда говорила про вас Сюзетта? Она называла вас жалким человечком с маленьким усохшим quequette, который издевается над другими, чтобы почувствовать себя значимее. То, что вы говорили, оказывалось по большей части враньем. Напрасно я этого не вспомнила и не сказала: «Засунь свое предложение себе в задницу, ничтожный врун».

Мадлен думала, что Камиль ее ударит, но у него, похоже, кончился запал.