– Вы обязательно найдете авторов этого возмутительного стишка.
– Разумеется, – кивнул Берье. – Это моя обязанность.
– Доказательства, Николя. Мне нужны доказательства, иначе король откажется действовать, как часто отказывался раньше. А вы придумаете объяснение того, что в действительности случилось с этими детьми.
– Маркиза, уверяю вас, мы прилагаем все силы.
– Ваших заверений больше недостаточно. Эту печальную историю о пропавших детях надо прекращать, равно как и историю с проклятой куклой. То и другое дурно влияет на мое здоровье и репутацию короля. На вашу карьеру тоже.
В центре потолка был изображен белый конь, везущий по небу колесницу, где восседал сам бог солнца, посылая свое сияние на версальских придворных. Из всех залов Версаля зал Аполлона был самым большим и величественным. Каждый его уголок блестел серебром или позолотой, покрывавшими дерево, золотыми узорами на бархате или поражал самыми изысканными живописными полотнами. Это была святыня Людовика XIV, «короля-солнца». Нынешний Людовик ненавидел зал Аполлона, ибо здесь со всей отчетливостью проявлялись недостатки его правления.
Из толпы придворных вышел хирург Лефевр. Лицо его не было напудрено, парик сидел криво, кружевные манжеты посерели от грязи. Напрасно он не уделял больше внимания внешнему виду, особенно если учесть, сколько времени и усилий тратила она сама на ежедневное одевание. Лефевр приблизился к трону и неуклюже отвесил низкий поклон. Жанна опасалась, что ему будет не подняться.
– Это вы, Клод, – лениво кивнул ему король. – Насколько помню, сегодня у нас с вами нет занятий.
– Да, сир. Вы правы. – (Жанна заметила, что лицо Лефевра покрыто потом, его лоб взмок, вспотела даже верхняя губа.) – Я приехал просить вашего разрешения повидать моего друга. Речь о докторе Рейнхарте, – понизив голос, добавил он.
– Месье, я был лучшего мнения о вас. Вам что, больше нечего сказать?
– Прошу вас, сир. – Лефевр встал на одно колено. Зрелище было предельно нелепым. – Выслушайте меня хотя бы минуту. Полагаю, вы доверяете моим суждениям в вопросах анатомии и физиологии. Надеюсь, вы прислушаетесь и к моему мнению относительно человеческого разума.
– Клод, я доволен тем, как вы меня обучаете. Но слушать ваши воззрения на эту тему я не желаю.
– Возможно, сир, вам это неинтересно. Однако до меня дошли сведения, что с Рейнхартом плохо обращаются. Он находится в плачевном состоянии. Я бы никогда себе не простил, если бы не обратился к вам от его имени. Мне исключительно важно его увидеть.
– Даю вам одну минуту, – выдохнул Людовик.
– Благодарю, ваше величество. Вот о чем я хочу сказать. Этот человек всегда отличался странностями, что связано с его необычной гениальностью. Но я не верю, что он повинен в посланиях, написанных куклой. Должно быть, это дело рук кого-то другого, того, кто проник в тайну управления механизмом куклы и желает повредить всем нам. Найти этого человека – вот на что вам стоило бы обратить внимание.
«А ведь он в панике», – подумала Жанна. Может, боится, что его обвинят в пособничестве?
– Ваше величество, прошу учесть следующее обстоятельство: у Рейнхарта не было причин делать это. Совсем никаких. И тем не менее он оказался в опасности. Касаемо утверждений, что после того злосчастного представления кукла самостоятельно двигалась и говорила… могу сказать: у Рейнхарта не было возможности наделить куклу такими способностями. Это ему не под силу, как, впрочем, и любому другому человеку. Я готов показать вам черновик его письма в Академию наук, найденный слугами Рейнхарта. Там он признаётся, что не сумел выполнить ваше задание, а именно найти способ воссоздать у куклы систему кровообращения и заставить автомат говорить. Это ему не удалось. – Лефевр протянул конверт королю. – Сир, я считаю Рейнхарта невиновным, жертвой чьей-то злобной выходки или заговора. Прошу вас: соблаговолите распорядиться об уничтожении куклы и разрешите мне увидеться с Рейнхартом. Полиция отказывается допустить меня к нему.
Король смотрел не на Лефевра и не на протянутую руку с письмом, а на камин, отделанный серо-голубым мрамором.
– Клод, я ценю ваше мнение в вопросах анатомии, – сухо заговорил Людовик. – Вы хороший учитель. Но ваши способности ограниченны. Вы сказали о странной гениальности Рейнхарта. Что бы он ни писал в этом письме, я считаю вполне возможным, что он настроил механизм куклы на самостоятельную работу. И потому кукла продолжает свои манипуляции, пока ее создатель находится в застенке, прикованный к стене. Я так считаю вопреки мнению ученых из Академии, заявивших о неспособности куклы производить самостоятельные действия. До тех пор пока он не расскажет мне, каким образом воскресил свою дочь, он останется в тюрьме, а кукла – запертой во дворце. Ступайте!
Жанна видела, как побледнело лицо Лефевра. Искра надежды, мерцавшая в его глазах, погасла. Убрав письмо в карман жилетки, он коротко поклонился и побрел к выходу.