Лефевр даже не знал имени своей жертвы.
– А-а-а, да. Я пытался понять, влияет ли цвет кожи испытуемых на мои научные манипуляции. Кстати, я предпочитаю называть это не убийством, а усыплением. Именно так все и происходило. Я не применял никакого насилия. Уверяю тебя, почти все испытуемые приходили добровольно и я с ними хорошо обращался.
– Пока не усыпляли.
– Совершенно верно. – Лефевр возился с каким-то устройством, состоявшим из колеса, проволочной паутины и стеклянной банки, доверху наполненной водой. – Эта машина все еще нуждается в доработке. Я бы мог обратиться за помощью к Рейнхарту, но его воззрения на мои идеи… Он придерживался старомодных убеждений, что всякая жизнь священна. А сейчас его собственная вытекает по капле.
Мадлен опять вспомнился первый день в доме Рейнхарта. Эдме тогда говорила, что хозяин считает жизнь каждого человека драгоценной. Каким бы странным ни был часовщик, он отказался помогать Лефевру. Наверное, сразу распознал в своем друге чудовище.
– Рейнхарт не знал, чем вы занимаетесь?
– Нет. Я намеревался обсудить с ним эту тему и ждал подходящего момента. А потом произошла эта история с Вероникой…
«Эта история», словно не он, а кто-то другой сбил ее каретой. Мадлен внимательно оглядывала полки, ища предмет, годный в качестве оружия: битую бутылку или нож. И вдруг увидела. За спиной Лефевра на куске ткани лежали его хирургические инструменты: скальпель, ланцет, нож для ампутации и еще несколько остро заточенных предметов. Но даже если она ухитрится высвободить руки, ей никак и нечем перерезать веревку, стягивавшую ноги.
– Значит, это не вы управляли действиями куклы?
Лефевр на мгновение застыл, а когда снова заговорил, голос его звучал напряженно:
– Нет, не я. Должно быть, какой-то злобный шутник при дворе, решивший устроить смуту.
– И этот шутник знает о ваших действиях.
– Не представляю, каким образом они могли бы знать, – не глядя на Мадлен, ответил Лефевр. – Как бы то ни было, я снова говорил с королем. Кажется, он начинает понимать. – Голос Лефевра зазвучал увереннее. – Думаю, вскоре он согласится уничтожить куклу, и эти нелепые игры прекратятся. И тогда центром его внимания снова станет моя работа.
Король. Король с его любовью к автоматам и навязчивым интересом к мертвецам.
– А король знает? – тихо спросила она. – Он знает обо всем этом?
– Дорогая, как раз для него я и занимаюсь своими изысканиями. Он мой высокий покровитель. – Лефевр улыбнулся ей, словно она была маленькой глупой девочкой. – Не кто иной, как Людовик, узнав о моем интересе к реанимации, пожелал, чтобы я вплотную занялся изучением этих процессов. Думаю, здесь сыграли свою роль его благородные амбиции и желание продвинуть вперед эту область науки. Как ты теперь понимаешь, все твои попытки поднять тревогу едва ли не с самого начала были обречены на провал.
Об этом же писала кукла в Зеркальной галерее: похитителя детей берегут власти. Берегут по приказу короля. Лефевр прав. Она взялась за заведомо безнадежное дело.
– Естественно, король сознавал, что среди населения может вспыхнуть недовольство. Он настаивал, чтобы я проводил опыты только на детях бедноты, поскольку их жизнь в любом случае была бы никчемной.
– То есть их жизни гроша ломаного не стоят.
– Пойми, Мадлен, прогресс требует жертв. Каждый прорыв в науке не обходится без пострадавших. Каждое лекарство создается через чью-то боль. Ты представь на мгновение, что мы достигли успеха – научились оживлять мертвых, постигли тайну бессмертия. Это бы изменило все, наполнив светом наш темный мир. Подумай об этом, смышленая девочка!
К Мадлен почти целиком вернулась ясность мышления, хотя волны боли в голове еще продолжались. Лефевр подтаскивал к ней свою машину. Нужно выиграть время, расспрашивая Лефевра о его «достижениях».
– И как вы меня… усыпите?
– С помощью асфиксии. Этим ученым словом называется нехватка воздуха. Ты наверняка слышала, что некоторые преступники, вздернутые на виселице, иногда оживали. Глупая толпа называла это чудесами, но я усматриваю в этом нечто другое. Доказательство, что при определенных обстоятельствах, когда силы жизни и смерти уравновешены, жизнь способна вернуться в тело. Я делал опыты и с утоплением, но наилучших результатов мы добились посредством асфиксии.
Нехватка воздуха. Значит, Лефевр ее задушит? Заткнет ей нос и рот? Мадлен мысленно приказала себе не цепенеть от страха. Сейчас как никогда ей нужна ясная голова.
– Но вы не попытались вернуть Веронику к жизни. Вы оставили ее на улице.
– Увы, да. Таковы были печальные обстоятельства.
– И тем не менее она вернулась к жизни.
Лефевр с угрюмым видом посмотрел на нее:
– Это не жизнь. Это движения заводной куклы с часовым механизмом. Никакого сходства с настоящей жизнью. Ничего от живой девушки.
Мадлен знала, что это не так. Кукла была очень похожа на настоящую Веронику. Она словно бы находилась между жизнью и смертью. И говорила правдивые слова.
– Тогда каким образом кукла запела?
– Ты про ту дурацкую песенку? Дешевый трюк.