Он привык, что она не спрашивает, и не приготовил ответа, начал мямлить, неудачно соврал, она тут же поймала на лжи. Начался мучительный для обоих скандал с криками и оскорблениями... Оля впервые увидела своих родителей такими. Девочка, всегда надоедливая и капризная, сейчас повела себя как большая: незаметно юркнула из кухни в комнату, затаилась там среди игрушек, как будто играла и ничего не слышала. Затем стала тихонько хныкать, а уж потом заревела, бросилась к матери и прижалась к ней.
— Можешь уходить! — кричала Тоня.— У меня не гостиница!
Степан отодвинул ее от двери и вышел.
Нет, она правильно поступила. Она не тряпка, не позволит себя топтать. Хватит играть в поддавки. Двенадцать, половина первого... Тоня разделась, легла в постель. Она ненавидела его. Неужели не придет? Баба есть баба, всегда напортит себе языком. Зачем она сорвалась? Она заставила его лгать, заставила быть мелким, противным, она сама толкнула его к той девчонке, и теперь для того, чтобы оправдать себя и успокоить свое самолюбие, он должен будет выдумать романтическую любовь, даже если ее нет. Она его знает, Степана.
Среди ночи зацарапался в двери ключ. Пришел. Тоня притворилась спящей.
Совершенная в запальчивости ошибка обладает силой инерции. Она тащит человека к следующей ошибке. Тоня решила повидаться с этой продавщицей. Вечером она молча поставила перед мужем обед и ушла. Пусть как хочет занимается с Олей.
За прилавком кондитерского отдела стояла незнакомая женщина. Тоня с трудом объяснила, кто ей нужен: маленькая такая, симпатичная, тоненькая, волосы каштановые, вот так сзади сложены...
Та почему-то жила в заводском общежитии. Вот уж действительно если не повезет... В общежитии — половина ее стерженщиц. Да еще дверь в комнату оказалась заперта. Никого нет. Тоне и вернуться ни с чем домой было страшно, и ждать здесь, под дверью, невозможно. Ей нужно было все знать
, как нужно человеку дотрагиваться до раны, которая болит при прикосновении.И вдруг из туалета вышла Федотова, ведя под руку толстушку Клаву из стальцеха, бледную, прижимающую ко рту платок.
— Антонина! —Федотова обрадовалась.— Ты чего тут?
Федотова была нарядная, даже красивая. Оказывается, в этот вечер приехал из деревни ее жених. Он собирался перебраться в город, и Федотова пригласила знакомых — поговорить что и как. Жених был маленький, жилистый, с темными кудрями. Как это бывает с невысокими и худыми людьми, он выглядел совсем мальчишкой. Сидел на стуле далеко от стола, локтями упирался в колени, а подбородком — в ладони и с радостным лицом слушал обрубщика Костю Климовича.
Коренастый тяжеловес Костя, сложив на груди короткие руки и поджав под себя короткие ноги, все сползал со стула и все пытался на нем утвердиться. Говорил он с барственным доброжелательством (приглашен совета ради!), а сострив, поглядывал на Жанну.
— Отчего, можно и к нам. Поговорю с ребятами, раз твоя землячка тебя так... как это будет сказайт по-русски... рекомендует.
Жених смеялся, скрывая смущение, но простаком тоже не хотел показаться.
— А что у вас дают?
— Двесспядьссят.— Костя с удовлетворением поджал губы.
— У-у! —изумился жених.
— Дурных — в обрубку,— сказала Федотова категорически
Костя не обиделся, не стал отстаивать честь профессии. Он спросил по-деловому:
— А куда тебя душа тянет, Виктор... как по батюшке?.
— Да чего там...
— Михалыч,— сказала Федотова.
— Как Полесова? — заметила Жанна.
— Якога Полесова?
— Слесарь-интеллигент,— напомнил Костя.— Кустарь без мотора.
И покосился на Жанну.
Виктор понял, что Костя шутил, осторожно засмеялся и также осторожно (а вдруг его высмеивают?) сказал:
— Я бы по дереву пошел. Немного столярничаю.
— Можно. В модельный цех. Учеником — семьдесят рублей.
— А долго — учеником?
— От тебя будет зависеть. Чертежики научиться читать, в литейной технологии разобраться — полгода ухлопаешь. Так, Антонина?
— Обязательно на завод? — спросила Тоня.
— Так он же без прописки.
— К жене всегда пропишут,— сказала Тоня.
Федотова зарделась, а ненаблюдательный Костя сказал:
— Виктор Михайлович холостяк-с. Хотя все в наших силах. Можно найти ему с жилплощадью «к поцелуям зовущую, всю такую воздушную».— И опять поглядел на Жанну.
Она сидела на подоконнике безучастная к разговору и смотрела на улицу.
Виктор и Федотова смущенно улыбнулись друг другу, и Тоня позавидовала Федотовой. Вот ведь он любит ее. И слушает, полагается на нее во всем. Наверно, у себя в деревне она совсем не такая, как в цехе.
— Что хлопцу семьдесят рублев? — грустно сказала Федотова.
— А чего? — возразил Виктор.
— Тутока тебе не деревня, парася в хате держать не будешь.
— Так это ж пока я учеником буду! Полгода!
— А полгода як? — Федотова посмотрела на свой живот.
Почему-то их спор посторонним слушать было неловко.
— Не выдумляй,— горячо говорила Федотова,— ни в якую обрубку ты не пойдешь.
Вот тебе и Федотова.
Клава, которая до сих пор полулежала на кровати с платком у рта, вдруг вскочила и пробежала мимо Тони в коридор.
— Не пей восьмой стакан,— сказал Костя.