Завоевание рая

— Я думаю, что ты заблуждаешься, божественная апсара, — ответил принц с сияющим от радости лицом. — Мы присутствуем при самой изумительной войне, какую только можно себе представить.

— Чтобы армия была разбита несколькими сотнями человек! Это невозможно, — сказала Урваси, прелестные брови которой нахмурились от гнева и негодования.

— Но это не люди, а демоны! — воскликнула Лила. — Они идут, как бы побуждаемые одной мыслью, останавливаются все разом и когда стреляют, можно сказать, что раздался единственный выстрел.

— Взберемся на вершину этого холма, — сказал Шанда-Саиб, указывая на возвышенность. — Оттуда мы увидим весь город.

Теперь зрелище было ужасное. Все эти обезумевшие существа хотели выйти в противоположные ворота, но в узких улицах человеческий поток не мог двигаться достаточно быстро; и на минуту оставаясь неподвижным, он оказывался беззащитным и подставленным под правильные и верные выстрелы победителей.

— Но это безумие! — вскричала царица. — Они одурачены каким-то колдовством; они даже не защищаются и дают себя резать, как жертвы под топором палача.

После огромных потерь беглецы все-таки прошли через город и бросились в поле. Они уже считали себя спасенными, как вдруг барабанный бой и блеск выстрела из пушки впереди них дали им понять, что отступление отрезано. Подоспели войска Мадраса.

Тогда армия набоба, не пытаясь больше сомкнуться, бросилась врассыпную, покинув имущество, освобождаясь от оружия и от всего, что стесняло бегство. Она бежала в полном смятении по направлению к Аркату.

— Трусы! — шептала царица, бледная от страха. — И эти-то люди завоевали наш прекрасный Индостан и гнут его под своим игом?

— Они действительно, кажется, несколько выродились после Тимура и Бакера, — сказал, смеясь, Шанда-Саиб. — Но этот день, роковой для моих врагов, славен для меня. Дай мне отпуск, свет мира, я хочу поклониться победителю и послать с ним поздравление великому набобу Пондишери.

— Есть ли у тебя переводчик? — спросила живо Урваси.

— У меня есть один: он твой раб, как и я.

— Когда ты будешь у этих варваров, спроси у них, нет ли среди них человека, которого зовут Шарлем де Бюсси?

Шанда-Саиб с глубоким удивлением посмотрел на царицу. Что у нее могло быть общего с этим иностранцем, — у нее, которая, казалось, не знала даже, что такое Франция? Но он увидел на лице молодой женщины выражение такой странной жестокости и страдания, что ему показалось, будто перед ним Азраиль, ангел смерти.

— Арслан-Хан поедет с тобой, — продолжала она, — и привезет мне твой ответ.

— Слышать тебя, значит повиноваться, — сказал принц. — Я тень под твоими ногами и поклонник твоей тени.

Он поклонился, приложив руку к сердцу, потом ко лбу, и удалился. В долине Шанда-Саиб обернулся и бросил последний взгляд на ту, которую только что покинул. Стройно держась в седле, на вершине холма, который служил ей как бы пьедесталом, она осталась неподвижной, с поникшей головой. Ее изящная фигура, казалось, еще выросла в глубокой синеве неба, а нашлемник из драгоценных камней рассыпал искры.

— Что за прелесть эта женщина! — пробормотал Шанда-Саиб. — Принц Салабет-Синг действительно счастливый человек.

Лила вздыхала на вершине горы, не смея иным способом прервать грезы царицы, которая, казалось, превратилась в статую. Между тем солнце жгло; и было опасно оставаться на открытом месте. Принцесса подъехала совсем близко к Урваси.

— Лила! — сказала мечтательно царица. — Ты не слышала сейчас.

— Что такое?

— Это имя, это проклятое имя слетело с моих уст. Я произнесла его как бы против воли; разве это не новое осквернение? Меня унижает то, что я знаю его; и я негодую, что не могу забыть его.

— Имя, это еще ничего не значит, — сказала принцесса, смеясь.

— Что ты говоришь, ребенок! Имя — это самый образ существа; это его явление в его отсутствии, его высшее существование в царстве ума. Ты хорошо знаешь, что индусские женщины не произносят вслух имени своего мужа столько же из стыдливости, сколько из нежности; они хранят его в себе как сокровище.

— Ну так что же! — сказала Лила. — Если из любви хранят в своем сердце дорогое имя, то пусть же уста оттолкнут далеко от себя имя того, кого ненавидят.

— Но оно жжет, вылетая, — сказала царица, — и слетев, остается, как стрела, которая оставляет яд после того, как ее вырвут.

— Ах, заклинаю тебя, будь мужественнее. Изгони из твоего ума все эти образы, которые смущают тебя. Подумай лучше о том, что если святой факир, с его несравненной наукой, с которым ты едешь совещаться в развалины пагоды Садраспатнам, посоветует тебе согласиться на выкуп, которого от тебя требуют, то ты освободишься от твоего спасителя, так как все связи с ним будут порваны, и его обаяние прекратится. Подумай лучше, что он, может быть, находится среди сражающихся и мог быть убит и что ты освободилась от него.

— Мне кажется, что лед тает в моем сердце при мысли о возможности его смерти. Так проявляется радость, и настолько сильно, что она причиняет мне страдание.