Завоевание счастья

Подлинная любовь к жизни, а не та ее разновидность, какая представляет собой поиски забвения, является частью естественного облика человеческих существ, если только ее не разрушило стечение неблагоприятных обстоятельств. Малые дети интересуются всем, что они видят и слышат; мир для них полон сюрпризов, и они постоянно вовлечены в обретение знания – отнюдь не схоластического, а того, которое подразумевает близкое знакомство с объектами, привлекающими внимание. Животные, даже став взрослыми, сохраняют это в себе, если они здоровы. Кошка в незнакомом помещении не сядет спокойно, пока не обнюхает все углы, дабы установить, не пахнет ли где мышью. Человек, которого никогда по-настоящему не ограничивали, сохранит естественный интерес к внешнему миру и, пока этот интерес длится, будет находить жизнь приятной – до мгновения, когда кто-либо попытается отнять у него привычную свободу. Утрата любви к жизни в цивилизованном обществе во многом обусловлена ограничениями свободы, важными для нашего образа жизни. Дикарь охотится, когда он голоден, и тем самым повинуется прямому внутреннему побуждению. Человек, который отправляется на работу каждое утро в одно и то же время, подчиняется, в общем-то, аналогичному стимулу, а именно потребности обеспечить себе кров и пропитание, но в его случае стимул действует не прямо, а косвенно, и не в миг, когда ощущается; он действует через абстракции, убеждения и волеизъявления. В то мгновение, когда человек выходит из дома на работу, он не ощущает голода, поскольку только что позавтракал. Он просто знает, что голод вернется, а работа есть способ утолить голод в будущем. Побуждения возникают нерегулярно, зато привычки в цивилизованном обществе должны быть регулярными. Среди дикарей даже коллективные затеи, насколько они возможны, являются спонтанными и импульсивными. Когда племя идет на войну, а тамтамы пробуждают в груди боевой дух, общее возбуждение воодушевляет каждого отдельного человека на необходимую деятельность. Сегодня этого уже недостаточно. Если поезд должен тронуться в заданное время, невозможно воодушевлять носильщиков, машиниста и начальника станции варварской музыкой. Они должны выполнять свою работу просто потому, что ее нужно выполнить; их мотивы косвенны: у них нет стимула к активности, имеется лишь, так сказать, конечная награда за деятельность. Общественной жизни присущ по большей части тот же недостаток. Люди общаются друг с другом не из желания поболтать, но вследствие некоторой конечной выгоды, которую они рассчитывают извлечь из сотрудничества. В любой миг своей жизни цивилизованный человек находится внутри ограничений: если ему случается развеселиться, он не должен петь или танцевать на улице, а если случится загрустить, то он не должен садиться на тротуар и рыдать, мешая движению пешеходов. В юности его свободу ограничивают в школе, а во взрослой жизни – в рабочее время. Все это мешает сохранению жажды жизни, ибо постоянные ограничения порождают усталость и скуку. Тем не менее цивилизованное общество не появится без обилия ограничений на спонтанные побуждения, поскольку такие побуждения ведут разве что к простейшим формам социального взаимодействия и не способны породить те крайне сложные формы, которых требует современная экономическая организация.

Чтобы преодолеть эти препятствия и заново обрести энтузиазм, необходимы здоровье, избыток жизненной силы или, если повезет, работа, интересная сама по себе. Здоровье, насколько свидетельствует статистика, неуклонно улучшалось во всех цивилизованных странах на протяжении последних ста лет, однако жизненную силу замерять сложнее, и я сомневаюсь, что физическая сила здорового человека так же велика, как была когда-то. Проблема здесь в значительной степени социальная, а таковые я обещал не рассматривать в данной книге. Но для нее характерны также личностное и психическое измерения, наподобие тех, что обсуждались выше, в связи с усталостью. Некоторые люди сохраняют энтузиазм вопреки ущербности цивилизованной жизни, а многие поступали бы так же, освободись они от внутренних психологических конфликтов, на которые расходуется немалая толика жизненных сил. Энтузиазм требует большей затраты сил, чем просто для работы, а это, в свою очередь, означает бесперебойную деятельность психологической машины. О способах обеспечить бесперебойность я скажу больше в следующих главах.