Он остановился в шаге от меня. Так близко он стоял только в тот раз на кухне и тогда вечером, на диване. Пришлось задрать голову, чтобы продолжать смотреть ему в глаза.
– Нет. Ты первая.
У меня перехватило дыхание. Но не мешало бы прояснить кое-что.
– Первая, кого ты довел до оргазма на кухне, а не в мастерской?
– Первая, кого я вообще довел до оргазма за последние три года, – отрезал он.
Я открыла рот. И тут же закрыла. Маккамон хмыкнул.
– Какой редкий случай. Нечего сказать, Денни?
Глава 13. Со вкусом шоколада
Я прочистила горло.
– Нет, подожди, Роберт, дай собраться с мыслями после всего, что ты только что вывалил. У тебя на полотнах женские оргазмы. Так? Было бы странно создавать такие картины вообще без женщин.
– Верно. Для оргазмов мне музы и нужны.
– Но как они получают свои оргазмы, если ты не касаешься их? Это Гарри такой молодец?
– Гарри, безусловно, молодец. Но он мужчин, а вот ты женщина, – он пристально поглядел на меня с высоты своего роста.
И тут мои глаза стали круглыми.
– Так они сами, что ли?! – ахнула я.
– Сами, – кивнул гений. – Но на моих глазах.
Ох, и полыхали у меня щеки от этого разговора. Не извращенец он, как же! Каждый раз, когда я надеюсь услышать от него что-то нормальное, он выдает такое, отчего у меня волосы дыбом встают.
– И ты хочешь убедить меня, что никогда-никогда… Вообще никогда-никогда не помогал им кончать?
– Никогда-никогда, – в тон мне ответил он, прожигая меня взглядом.
Не знаю, какая железная выдержка помогала продолжать это безумное интервью, но о я предельно ясно понимала: если мы не договорим сейчас, то можем никогда больше не вернуться к этой теме. Ракушка снова захлопнется и все.
– Значит, они в твоей мастерской только… удовлетворяли себя?
– Не только. Поскольку согласно контракту я должен предоставить им, что угодно, что возбуждает их, то в моей мастерской… в общем, происходило всякое, – туманно ответил он. – Мне достаточно только смотреть. Я визуал и воплощаю страсть, эмоции, движения, которые вижу, на холсте. Вот и все.
– Ну, ни хрена себе, «вот и все», – прошептала я.
Пришли на ум слова Элеоноры о том, что я доверчивая дура, а мужчина не может только смотреть и не трогать.
– А пункт в контракте о предохранении к чему, если… проникновения не бывает? Или все же бывает, признайся?
– Эта строка – мои безопасность и гарантия. Пусть и нет проникновения, но впоследствии они могут рассказывать что угодно, верно? Вспомни ту же Клио.
– Почему ты не прописал в контракте, что не спишь с ними? Это было бы логичней.
– А вот это уже вопрос к Эйзенхауэру. Контракт составлял он. Мне, по сути, плевать на пункты. Нужны только согласные на все женщины.
– Согласные на все? – повторила я охрипшим голосом.
– Так ведь мастурбировать на публику, знаешь ли, не каждая соглашается, – ответил он, не сводя с меня синих глаз. – Дело совсем не в этом, Денни. А в том, что раньше я мог часами смотреть на голых женщин, которые стонали и извивались передо мной, а рядом с тобой я и пяти минут не продержался.
– Да ладно, ты неплохо справляешься, – пробормотала я.
– Да неужели? Особенно вчера? – он провел пальцем по моей шее. – И эти засосы, разумеется, появились на твоей коже без моего участия…
От этих слов я вспыхнула до самых корней волос. Его дыхание опаляло губы.
Маккамон сократил расстояние между нами до одного-единственного шага. Коснулся моего подбородка, блокируя всякую возможность увернуться от этого пристального, острого взгляда.
– Эйзенхауэру нужна была именно ты. Я рассказал ему, что ты журналистка, и он наверняка ждал твою статью, которая только сыграла бы ему на руку, потому что, видимо, мои картины без скандалов в прессе уже не продаются. Но снова – промах! Твоя статья не вышла, и угрожать тебе было нечем. Поэтому он отправил к вам в редакцию Клио, которая, конечно, рассказала самые ужасные вещи, какие только могла выдумать. И это подействовало. СМИ как с цепи сорвались. А потом он прислал тебе приглашение на выставку, верно? Ведь должен был вернуть тебе картину по моей просьбе. Я-то просто больше не хотел тебя видеть, потому что знал, что ничем хорошим это не кончится. А теперь признайся, сколько он заплатил тебе, что ты согласилась подписать контракт? Ты ведь поэтому готова стерпеть любое мое отношение к тебе? Из-за денег?
Скорей всего, даже не осознавая того, к чему он меня толкает, Маккамон наклонился еще ниже. Он-то хотел разглядеть в моих глазах страх, ужас того, что рассекретил меня. Что я лишь подсадная утка, на этот раз Эйзенхауэра. Наверное, тяжело жить, видя врагов в каждой тени.
Но его близость подсказывала мне единственный способ, как добиться того, чтобы он понял, что все подобные обвинения беспочвенны.
Раз – и я приподнялась на носочках.
Два – обвила его шею руками.
Три – коснулась его губ.
⁂
Поцелуй с ним горький на вкус, а его губы все еще холодные после мороженого, но эти ощущения полностью отражают и характер самого Маккамона.
Его губы как особый сорт шоколада, созданный специально для меня.