О, я долго думала над этим.
– От этого зависит твое согласие или ты пойдешь со мной, куда угодно? – а я обожала ходить вокруг да около, отчего самообладание Маккамона буквально трещало по швам.
– Куда? – только и повторил он.
– В лакокрасочный магазин.
Маккамон поперхнулся кофе.
– Ты серьезно? Зачем?
– Ну, ты разрешил мне обставить спальную, как душе угодно. Так вот прежде всего, я решила избавиться…
– Дай угадаю, – прервал он меня поднятой ладонью. – От бежевого цвета стен?
– Точно, – просияла я.
– И какого цвета они будут?
– А ты пойдешь со мной?
– С одним условием.
– Я в тебе не сомневалась. Что за условие?
– Ты не будешь спорить со мной.
А вот это уже удар ниже пояса.
– Что, Денни? – хмыкнул он, глядя на мое выражение лица. – Невыполнимое условие?
– Что бы, Роберт. Очень даже выполнимое.
Просто придется поломать голову над тем, как сделать так, чтобы это условие ему же вышло боком?…
На самом деле я схитрила. И вместо магазина со всякими отделочными материалами назвала таксисту другой адрес. Благо, Маккамон не знал ни тот, ни другой магазин. Такси доставило нас в магазин «Все для дома», поскольку красками я ограничиваться не собиралась.
Но для начала, как примерная девочка, я привела Маккамона, конечно, в отдел с маляркой. Кисти, растворители, банки и валики повсюду, насколько хватает глаз.
– Чувствуешь, себя как дома?
Оглядывая стеллажи с баллончиками, ведрами, баночками всевозможных цветов, Маккамон равнодушно пожал плечами:
– Не понимаю, зачем столько? Мне хватает одного цвета.
– Я видела твои ранние работы, там был цвет, но в какой-то момент ты целиком перешел на черный. Почему именно он?
– Грубый прямолинейный цвет. Мазки черной кисти по бумаге требуют собранности, взвешенности, иначе все превратится в сплошное пятно. Для всего остального есть воображение зрителя. Они не должны воспринимать мои картины буквально. Например, вот ваза, – он снял одну с полки и поставил на огромный обеденный стол, мимо которого мы проходили мимо. – Я не повторю ее форму на бумаге, я передам эмоции, которые во мне вызывает эта ваза. Но при взгляде на нее, ты увидишь собственные эмоции, которые основаны на твоем опыте общения с вазами.
– И при взгляде на твои картины люди думают о собственном сексуальном опыте.
– Вроде того, – кивнул Маккамон. – Картина или входит в резонанс с твоими эмоциями, или нет. Если нет, то либо зритель на другой волне, либо художник бездарность.
Я взяла каталог с образцами краски и задумалась.
– Но для меня секс… это фейерверк разноцветных эмоций, как салют в небе.
– Для тебя и вдохновение – это радуга, Денни. Люди разные. Их отношения с цветами разные. Кто-то боится экспериментировать, кто-то любит моноцвет.
– А еще использование темных оттенок это признак депрессии, – сказала я. – Как долго ты рисуешь монохромные картины?
Он устремил взгляд вдаль, как будто видел в глубине магазина между стеллажами собственное прошлое.
– Двенадцать лет.
Я остановилась как вкопанная.
– Ни черта себе совпадение!
– Что такое?
– Я примерно тогда же и возненавидела этот цвет.
– Может, все-таки расскажешь, что с тобой произошло?
– Ничего хорошего. И сейчас мы не будем об этом.
Маккамон успел поймать меня за руку прежде, чем я повернула за стеллаж с краской.
– Ты обещала не спорить со мной.
– Я и не спорю. Просто ухожу от ответа.
– Почему?
Я посмотрела в пол. На его пальцы вокруг моего запястья.
– Забудь, Роберт. Просто… Это забавное совпадение, правда? Ты фанат черного, а я его ненавижу.
Маккамон не ответил. Но и настаивать перестал.
Слава богу.
Глава 18. Сущие мелочи
– Ладно, какого цвета стены ты хочешь? – спросил Роберт.
– Не знаю. Хочу, чтобы ты выбрал.
– Но это твоя спальня. А меня устраивает и бежевый.
– Но это твоя квартира, – улыбнулась я. – И тебя не устраивает бежевый. Тебе просто плевать на то, какого цвета там стены. Какого цвета стены в твоей спальне, Роберт?
Вопрос «Где она вообще находится, твоя спальня? Не в мастерской же?» я разумно проглотила. На первом этаже ее точно не было. Я проверила. А вот на второй этаж, из-за близости запретной мастерской, пока не поднималась.
А то чувствовала себя как Бель в мультике «Красавица и Чудовище». Когда ей сказали: «Ходи, где хочешь, кроме западного крыла», она что сделала? Правильно, пошла именно туда.
– Так что? – поторопила я Маккамона. – Кухня и холл у тебя оббиты каменными панелями, они белые. В гостиной у тебя стены как будто из голого бетона. В кабинете почти все заняты стеллажами с книгами. Моя спальня бежевая. А какого цвета стены у тебя в спальне?
– Я не помню, Денни, – ошарашено произнес он.
Это было настолько искренне, что я даже не нашлась, чем его подколоть.
– Как это «не помню»?
– Я прихожу, раздеваюсь и засыпаю. Я не разглядываю стены!
– Сколько ты живешь в этом доме, Роберт?
– Лет пять. Шесть.
Черт, опять та же дата. Не Шарлотта ли нашла ему эту квартиру? С нее станется. И квартира чем-то на нее похожа – такая же гордая, блестящая.
– Какого цвета стены в твоей мастерской?
– Белые, – ответил он в ту же секунду.