Завоевать сердце гения

Ох, Роберт, если бы ты знал, что именно этим я и занимаюсь последние двенадцать лет…

Он внимательно посмотрел на меня. Я уже знала этот взгляд. Внимательный, цепкий, заглядывающий в самую душу. Так он смотрел на меня впервые, когда я ворвалась к нему на кухню.

– Что-то случилось в твоей жизни, Денни, и ты до сих пор старательно избегаешь любого упоминания об этом, не так ли?

Разговор снова уходил в опасное и острое, как новенькая бритва, русло.

– Совершенно бесполезно спрашивать меня об этом, Роберт. И даже не пытайся отвлечь, я еще с Шарлоттой не закончила!

Маккамон не улыбнулся. Как загипнотизированный, он снова и снова пропускал мои рыжие волосы через пальцы.

– Знаешь, – сказал он, совершенно меня не слушая, – одна из ступеней исцеления от зависимости – это попросить прощения у всех, кого ты обидел. В моем случае это не только Эйзенхауэр, но и куча других людей. Я искал их всех и просил прощения, но больше всего хотел найти того человека, перед которым в свое время мне не хватило сил извиниться. Десять лет назад я позорно сбежал с кладбища, стоило увидеть ее среди надгробий. Ты спрашивала, что не так с рыжими волосами? Я не видел лица той девочки, не знаю имени. В памяти остались только яркие рыжие локоны на черной одежде. С тех пор я и избегал рыжих, хотя при этом постоянно думал о ней, хотел найти, помочь и, наконец, извиниться, но та девчонка как сквозь землю провалилась. Эйзенхауэр тоже не нашел ее.

Чувствуя настойчивое жжение в глазах, я прикрыла глаза, коснувшись лбом его плеча, а Роберт продолжал:

– Но вся эта чушь о всепрощении, которую мне втирали, так и не принесла облегчения. Загвоздка была в том, что я так и не простил самого себя. Сама посуди, Денни, я выходил целым из любых передряг. Как и в детстве, мне до сих пор разрешено почти все, а на любые выходки смотрят сквозь пальцы. Оргии под видом творческого процесса? Ладно. Женщины для вдохновения? Пожалуйста! Удовольствие, радость, секс, наслаждение и отношения… Я планомерно вычеркивал из своей жизни все, что только приносит человеку счастье. До встречи с тобой у меня оставались только мои картины.

– Ты оставил их ради себя или потому что неудобно перед Франсуа из-за того, что он так и не стал художником? А что на счет тебя? Ты еще получаешь удовольствие от собственного творчества?

– Ты права, я почти забыл, что каково это – браться за кисть с удовольствием. Я не могу не рисовать, но мои последние картины – это заученные приемы и проверенная годами техника. В них нет души, огня, сердца, каждый критик называет это по-своему. А после того, как увидел тебя, впервые за долгое время создал что-то действительно стоящее. Ни одной женщины мне не хотелось коснуться также сильно, как тебя. Ни одну не хотелось довести до оргазма лично, чтобы увидеть, как она кончает и потом постараться перенести ее страсть на холст. Рядом с тобой я перешагнул через все свои принципы, а ведь возводил их годами. Я предложил тебе контракт, хотя знал, что ты не создана для этого, но хотел удержать тебя хоть как-то.

– Но ты сказал Эйзенхауэру, что больше ничего не создал за это время. Почему, если я так хорошо на тебя влияю?

Роберт очертил пальцем мои скулы.

– Твои чувства такие настоящие, такие яркие. Но стоит взяться за кисть, как я понимаю, насколько фальшивят мазки. Я давно ушел от цвета, но твоя страсть… Ее невозможно передать в монохромных оттенках. Я пытаюсь понять твои ощущения, а по итогу только стою у мольберта, улыбаюсь, как дурак, а вся кровь приливает к члену. Какие уж тут картины.

– У тебя просто давно не было секса…

– Дело не только в сексе. Я больше не могу жить, как прежде, Денни. Все, что работало раньше, больше не работает. Я не хочу других женщин. А еще… – он запустил руку мне в волосы и выдохнул: – Ведь ты рыжая.

_____________________________________

* Алекс Кейн – главный герой романа «Дракон в моей постели».

Глава 22. Бегство

Я думала, что, как только станет можно, то наброшусь на Роберта в тот же миг. Вышло иначе.

Вернулось знакомое желание – как можно скорее спрятать голову в песок. Денни Стоун в мгновение ока превращалась в трусливого страуса, если в дело вступало прошлое. Не зарубцевавшаяся рана снова напомнила о себе, а в подушечки пальцев как будто иглы вгоняли, настолько сильно покалывало от предчувствия чего-то ужасного.

Но разум упорно твердил – «Ты не хочешь знать больше, чем знаешь». Не таким способом. Не сейчас. Только не от Роберта Маккамона.

В конце концов, нанятый частный детектив до сих пор каждый месяц писал мне: «По делу ничего нового». Пусть так и будет. «Ничего нового», дорогое сердце, и не смей колотиться так, как будто вот-вот проломишь ребра.

Ничего нового.

– Шарлотта тоже рыжая, – сказала я, облизав пересохшие губы.

– Она подкрашивала волосы, так что нет. Тебе не нужно ревновать, Денни, ни к ней, ни к любой другой женщине. Я даже имен их теперь не вспомню.

– Хорошо, что сказал, Роберт, хотя меня, вообще-то, мало интересуют твои бывшие.