Завтра, послезавтра…

И Маргарита Дабрайо поправилась. Я тоже теперь умею ворожить. Дедушка вчера мне так крепко руку сжал, что у меня мурашки по коже побежали. Это дедушка мне свою секретную силу передал, и теперь я тоже могу лечить людей. И смерть наслать тоже могу. Но об этом ни гугу. Никто этого не знает, ни Тереза, ни даже Пассалоне. Это великая, страшная тайна. Наслать порчу на человека можно только за великий грех, потому что человек потом начинает болеть, чахнуть и умирает. И никто не знает, что это его сглазили.

Роккино, ешь, милый, кору и зеленую траву. Скоро ее не станет, а когда в лес охотники сбегутся, я тебя назад в пещеру унесу, не то они тебя подстрелят ненароком».

Где-то совсем рядом раздается свист дрозда, и словно из-под земли вырастает Пассалоне.

— Пассалоне!

— Сальваторе!

Впереди — Пассалоне, за ним — Нинка-Нанка, Бьянкина и гусыня Джельсомина.

— Чего ты их возле школы не оставил?

— Учитель велел мне за ними присматривать. Он в Матеру уехал. Вот я и взял их с собой.

— Чего ж ты по лесу шатаешься? Двух коз да гусыню лесные сторожа уж наверняка увидят.

— Про это я и не подумал. Им больно невесело взаперти сидеть; мне жалко их стало.

— Ну ладно, дон Антонио скоро вернется. А знаешь, мы экзамены будем сдавать за третий класс, а тебя не допустят, потому что ты лентяй и лежебока.

— Подумаешь, нужны мне ваши экзамены! Ты в душном классе сидел, а я небось по лесу с Нинкой-Нанкой гулял да на зеленой травке валялся. Кому же из нас лучше было?

— Подожди меня, я отнесу Роккино в пещеру и сейчас вернусь. Вместе домой пойдем. Дедушка не хочет теперь один оставаться.

— Дядюшка Винченцо все еще болеет?

— Да.

— Пойду отведу козу и гусыню к себе домой. А то в загоне у школы их, того и гляди, куница сожрет.

Сальваторе отнес зайца в пещеру и быстро вернулся.

— А как дядюшка Винченцо заболел-то?

— Давно еще, когда дедушка молодым был, его жена Тереза постирала белье и повесила сушить. Вдруг дождь пошел, а потом солнышко выглянуло. На небе радуга появилась, она прикоснулась к дедушкиной рубахе, вот он после этого и заболел радужной болезнью. Стал желтым-желтым, как край радуги.

— А эта болезнь злая?

— Еще какая злая! Когда дедушке плохо становится, он начинает себя мерить веревкой, чтоб узнать, долго ли ему придется лечиться. Последний раз я его измерял. С головы до ног измерил, а потом он руки развел, и я ту же веревку приложил от его среднего пальца левой руки до среднего пальца правой. Но веревка не доставала до конца среднего пальца ровно на три сустава. А каждый сустав — это месяц лечения. Так дедушка узнал, что лечиться ему надо три месяца.

— И что же он сделал?

— Три дня отливал понемногу из чайника воды в бутылочку, а на третий вечер сварил яйцо; потом дал мне свой перочинный ножик с черной ручкой, и я ему на плече, на локте и на запястье крестики вырезал и молитву прочитал.

— А потом?

— После этого ночью, еще до рассвета, дедушка взял крутое яйцо, вышел на перекресток и, не глядя, бросил яйцо за спину. Если кто — человек ли, собака ли — подберет это яйцо, то болезнь должна пройти. Но, видать, никто не подобрал, потому что дедушке еще хуже стало. Он слег и больше уж не подымается. Стал желтый-прежелтый, ничего не ест и совсем ослабел.

— А почему же он ничего не ест?

— Сам не знаю. Тереза позвала из Пистиччи на подмогу, тетушку Кончетту.

— A-а, я ее видел.

— Дон Антонио съездил в Стильяно за доктором. Но только тот никуда не годится.

— Почему?

— Он сказал: надо было меня раньше вызвать, а теперь уже, мол, поздно.

— А когда раньше?

— Сам не знаю. Доктор какие-то лекарства оставил, да только дедушка в них не верит. Когда никто не видит, он их в окно выбрасывает.

— Сальваторе, когда в Аччеттуре снова праздник будет, съездим туда?

— Ладно.

— А то ждать больно долго. Кто знает, когда мои сестры обручатся и меня пошлют в Пистиччи следить за ними, чтоб они не целовались.

— Вовсе и незачем за ними следить.

— Как — незачем?

— Очень даже просто. За женихом и невестой надо следить, когда они друг друга не любят, а когда они влюблены, то лучше их одних оставить. Они здорово сердятся, когда за ними следят.

— Это ты точно знаешь, Сальваторе?

— Точно.

— Ну, тогда еще ничего. А то у меня ведь восемь сестер, сам знаешь. Попробуй уследи за всеми.

Ребята подошли к дому. Вокруг мрачная тишина. Вдруг рядом завыла собака — пронзительно и жалобно. Ребята так и застыли на пороге.

Из дверей вышла старая Кончетта Виджано и, прижав к груди руки, громко закричала:

— Винченцо Виджано умер!

Старого колдуна Винченцо Виджано не стало.

ЭКЗАМЕНЫ

— Сальваторе, Сальваторе, иди сюда! Помоги мне. От этого бездельника Пассалоне толку мало.

— Что тебе, Вито?

— Посмотри, правильно я написал? Завтра школьный инспектор приедет экзамены принимать. Не хочется мне дона Антонио подводить.

— Что же это у тебя, Вито, тетрадка такая грязная, вся в кляксах?

— Это не моя, а Рафаэля де Систо. Ему тоже надо подтянуться.

— Само собой. У нас в классе за такую тетрадку никому бы не поздоровилось.

— Не стыдно тебе, папа, в таком простом диктанте столько ошибок насажать?