Завтра. Сборник коротких рассказов

– Мадам? – хозяин стоит в проеме двери. – Простите мое любопытство, но вы приходите ко мне уже год, каждое утро заказываете одно и то же. Могу я узнать, что влечет вас сюда? Я думал, что вы живете неподалеку, но видел однажды, как вы поднимались по ступеням… Здесь жил кто-то, кто был вам дорог?

Она смотрит на него и улыбается:

– Год назад я бросила курить. Мое здоровье сделало это выбор за меня. Но я не смогла распрощаться со своей страстью. Я позволяю себе выкурить одну сигарету в день, вместе с чашечкой кофе. Только одну. Каждое утро я встаю ровно в шесть, завтракаю и проделываю этот путь в ожидании, в предвкушении своей единственной за день сигареты. Вам, наверное, кажется это странным?

Она встает, собираясь уходить, и кладет деньги на серебряную тарелочку. Хозяин смотрит на нее с улыбкой:

– Ну что вы, это же Монмартр. Мы не знаем здесь таких слов. До завтра, мадам?! – не то говорит, не то спрашивает он.

– До завтра, – говорит она.

Икота

Икота напала на Вениамина Никифоровича в субботу, прямо за трапезой. Повариха даже взволновалась: как бы хозяин не решил, что она суп переперчила. Но хозяин у нее был кроткий, людей винить не привыкший.

– Полноте, ик! – сказал он, стеснительно улыбаясь. – Само пройдет, ик.

Но оно не прошло. В воскресенье пошел Вениамин Никифорович в церковь и проикал всю службу, мешая прихожанам внимать высоким истинам, так что под конец и сам поп не выдержал, подошел к нему:

– Вы, милок, дома бы посидели. Чего приперлися в храм Господень, коли на душе у вас такое творится, – произнес он укоризненно.

– Дык я же, напротив, ик, очиститься хотел. Говорят, икота дьяволу ворота открывает, вот я и… Ик!

– А, ну это другое дело, так бы сразу и сказали. Дьявола мы изгоним, только дело это хлопотное, да и недешевое.

– Ничего, ничего, ик. Изловчусь как-нибудь, невмоготу уже исходиться. Со вчерашнего дня, понимаете ли, не проходит, ик, всю ночь на постели подпрыгивал.

– Приходите вечером.

Он пришел. Да как зашел в церковь, так чуть уже и обратно не повернул. Внутри народу было, словно на Пасху. Ну это, конечно, он приврал себе, всего-то человек двадцать пять, и, впрочем, все знакомые, неравнодушные, значится.

– Садитесь, Венечка, будем над вами обряд вершить, – произнес поп, держа наизготове кадило с благовониями.

– Что ж, прям так и сразу? Ик!

– А чего тянуть? Сами сказали, что дьявола опасаетесь, чего ждать, пока он у вас окончательно приспособится да расположится?

Вениамин Никифорович послушно прошел к приделу и уселся на краешек деревянного стульчика.

– Ик.

Народ вокруг притих, смотрят, боясь пропустить изгнание, барышни рот прикрыли ладошками, чтобы дьявол в них случаем не перепорхнул. И в тишине этой, как ходики, ровнехонько через четкий промежуток: «Ик!», – только его и слышно.

– Начнем, – выкрикнул поп и как заорёт на всю церковь, так, чтобы дьявол непременно его услышал. – Да воскре́снет Бог, и расточа́тся врази́ Его́, и да бежа́т от лица́ Его́ ненави́дящии Его́. Я́ко исчеза́ет дым, да исче́знут…

– Стойте! – вдруг вскрикнул Вениамин Никифорович. Поп аж поперхнулся от такой невежливости. – Всё! Ушла окаянная, – и он засмеялся от радости, что дьявол такой непритязательный оказался.

– Ну вот, видите! – обозрел поп зрителей. – Великая сила молитвы, даже до конца не успел прочитать. Вот она сила Бож…

– Ик! – вдруг раздалось в церкви. Как будто кто-то витраж камнем шибанул.

Поп давай снова кадилом махать и еще пуще молитву читать. А икота знай себе продолжается. Дочитал поп, смотрит, ждет. Да что ждать, коли уже и ясно, что не подействовало.

– Идите домой-ка, милок, – нахмурился он. – Да поспите всю ночку. К утру полегчает.

Но ни к утру, ни на следующую неделю, ни через месяц икота не отступила.

Осунулся Вениамин Никифорович, совсем измучался. Под глазами залегли сиреневые тени, туловище совсем обезволило, стал он на себя непохожим, исхудал. Увидал его земский начальник, да за голову схватился:

– Эк вас разметало. Дурная неблагодать, давайте-ка лечиться, хороший мой, приходите сегодня в управление, совет созовем.

Не хотел Вениамин Никифорович идти, да живот его за месяц так свело, что уже и ребра видны. «Так и пропасть недолго», – решил он и поплелся на собрание. Вошёл, а внутри еще больше народу собралось, как на ярмарке; и все ему хлопают, поддерживают. Засмущался от такого приема он, и заикал пуще прежнего. Усадили его прям на сцене, и давай допрос учинять.

Земский начальник обозрел его с ног до головы, костюмчик помятый оценил, да волосы нечёсаные, покачал головой с жалостью, да спрашивает:

– Говорите, дорогой наш Вениамин Никифорович, когда с вами беда эта приключилась?

– Да я уж и не припомню точный день, ик. Кажись, месяц назад это всё и началось. Супу я тогда отведал, да с того момента и… Ик!

– Супу, значит… – многозначительно повторил начальник. – Супу…

Не выдумав никакой беды, какой суп может причинить, он опять спросил:

– А перед супом, что это вы в тот день поделывали?

– Что поделывал? А ничего-с не поделывал. Ик! Сидел да в окно глядел.