Завтра. Сборник коротких рассказов

Да, это было торжество смерти, во всем ее величии, во всей ее непостижимости. Здесь не было места страху, только единение с силами потустороннего света, всепоглощение. Это был бал мертвецов, а не живых. Это они были королями и королевами, а танцующие и жующие – их пажами, прислужниками. Дым от костра клубился вверх к макушкам обожженных пальм, а я мог лишь сидеть и фиксировать в своей памяти то, что представало изумленным глазам пришельца с другой земли. Прошло порядка четырех часов, прежде чем жители деревни угомонились. Они уселись вкруг. Вождь, по-восточному сложив ноги, сел во главе, я расположился ровнехонько напротив него, по ту сторону огня. «Что будет дальше?» – гадал я.

Долго гадать не пришлось. Вскоре в руках у вождя возникла небольшая деревянная чаша. Всем нам раздали нечто, похожее на внутренности молодых бамбуковых ветвей, материал был мягкий, податливый, он почти не держал форму. Я последовал примеру остальных и обмакнул его свою в чашу, и обсосал, как мне было указано. Последнее, что я помнил: моя рука, в свете костра ныряющая в темную чашу с неизвестным содержимым.

Я очнулся у себя в хижине, в полной темноте. В ушах шумело так, будто меня долго хлестали по вискам чем-то жестким. Я сел на своей постели, потирая уши. Потом выглянул наружу. В глазах моих двоилось, и я решил, что все дело было в странном напитке, который так опрометчиво испил. Я вышел. Вокруг не было ни души. Впрочем, кое-кто все-таки был. Всю площадку занимали мертвецы, подвешенные на бамбуковых жердях. Они замерли в своих неестественных позах – позах, в которые их уложила сама смерть, – закостенелые, причудливо изогнутые, словно спящие.

Необъяснимый покой накрыл меня, когда я пошел вперед и стал бродить между мертвых, разглядывая их в сумраке. Впрочем, один участок все же был освещен луной. Белая красавица текла с небес на головы покойников, обволакивая их незащищенные тела мягким, умиротворяющим светом. Я проходил мимо одного из стариков, как вдруг бросил взгляд на его лицо, и меня обуял ужас. Я увидел собственными глазами, как он мне подмигнул. Он смотрел прямо на меня, и это не было сном. Это было так же реально, как то, что я отшатнулся в суеверном страхе и вскрикнул. Но мертвец не желал испугать меня. Он смотрел прямо на меня, и пустые глазницы его уже не были пусты. На меня глядели озорные глаза старика, а его скулы, как лезвия, белели в темноте. Рот, перекошенный рот с отвислой нижней челюстью, теперь подобрался, и старец улыбнулся мне самой доброй улыбкой, которую можно получить от того, кто желает тебе только добра. Я передумал бежать. Вместо этого я прислушался. Вокруг все стало приходить в движение. Я оглянулся по сторонам и увидел, что тела, висевшие до той поры неподвижно, задвигались. Мертвецы желали покинуть свои неудобные позиции, они хотели подойти ко мне. Да, я угадал их нехитрые намерения, ведь все они смотрели на меня. И тогда я понял, что никто из них не дышал. Они не ожили, а были мертвы, но все же они двигались и что-то задумали.

Через несколько долгих минут они взяли меня в круг. Оцепили, словно я был центром их нового мира. Взявшись за руки, они повели вокруг меня хоровод, а я глазел, как мальчишка, впервые попавший на ярмарку, на этот парад воскресших душ, жаждущих жизни не меньше моего. Через мгновение я не заметил, как и сам стал притоптывать. Мои ноги двигались против моей воли в такт иссушенным, покореженным узкими могилами, конечностям моих сопровождающих. Я поднял руки, и они подняли руки. Я стал топать поочередно, то правой ногой, то левой, поднимая в воздух сухую глину, и они последовали за мной, будто я был их учителем, а они – моими учениками. Я засмеялся, засмеялись и они. Мы закрутились в бешеном танце, позабыв о ночи, о луне и о времени, которое разделяло нас в вечности, о спящих, затеявших эту вакханалию, для нас не существовало ни настоящего, ни прошлого. Существовал лишь хруст наших костей, да уханье в унисон. Мы стали единым целым. И в этом целом я был мертвым, а они были живыми. Их жизнь имела единственное значение в этот миг, и я мог различить ее знаки: я слышал искристый смех матери, узревшей первую улыбку своего дитя, внимал глухому шепоту мудрости, изрекаемому самыми древними из древних, передо мной вспыхнули и погасли сотни тысяч закатов и рассветов, заключенных меж чьих-то век, оглушили ливни и грозы, омывшие неясный лик, а звездное небо поменяло свое очертание прямо над головой. Ко мне со всех сторон тянулись руки, желая обнять меня, я видел обездвиженные пальцы и тронул один, а он рассыпался в прах. Но они только засмеялись и затанцевали пуще прежнего. Мертвые? Да они были живее всех живых! Живее любого, кого я знал.