Завтра ты войдешь в класс

Есть у нас в школе книга Почета, куда занесены имена лучших выпускников. Приятно сознавать, что наши усилия не пропали даром, что мы направили молодых людей по правильному пути. Однако есть и другой, короткий, но горький перечень знакомых имен, который мы храним в душе, как наш позор. В нем значатся фамилии наших воспитанников, которые осуждены на разные сроки лишения свободы. Что же оторвало их от общества, толкнуло на путь преступления? Ответ, как правило, один и тот же — водка.

Не обязательно, конечно, дети, отец которых пьет, тоже становятся пьяницами. Такой закономерности нет. Я знаю, например, семью, где отец напивался до потери сознания, а дети его, мальчик и девочка, мои ученики, прекрасные ребятишки — отлично учатся, хорошо воспитаны, всегда чистенькие, во всем аккуратные. В этом случае, видно, пересилило здоровое влияние школы, матери, всего строя нашей жизни. Но я не верю, что пьянство отца никак на них не отразилось. Не могло не отразиться. Где-то глубоко в душе у них обязательно прячутся горькие мысли, стыд за отца, обида за мать… Нет, ничто для детской души не проходит бесследно. На всю жизнь остаются у человека шрамы и рубцы несчастливого детства.

И когда на сельской улице навстречу мне попадается какой-нибудь подвыпивший отец и, поймав меня за полу пиджака, ни с того ни сего бормочет: «Вы меня извините…», я думаю: «Что тебе мое извинение? Вопрос в другом — извинят ли тебя твои дети? Простят ли они тебя за то, что ты крадешь у них детство? Неужели обманчивая короткая радость, которую приносит алкоголь, дороже, чем уважение и любовь ребенка?»

Я представляю себе, как такой отец является домой, виноватый и жалкий или, напротив, воинственный и довольный собой, а на него смотрят детские глаза сына или дочери, смотрят с затаенной обидой и отворачиваются: «Папа опять пьяный». И нередко случается, что дети не прощают. На всю жизнь сохраняют они отчуждение, неприязнь к отцу.

…Давно была та ночь, но она не стерлась в памяти учительницы. Может быть, потому, что история эта имела свое продолжение…

Ночь была темная, осенняя. Утомленная работой, деревня рано погасила огни. Только из двух или трех окон сочился желтый свет. Учительница сидела за столом, перед ней лежали книги и тетради — ей, как всегда, не хватило дня.

Хлопнула калитка. Послышались шаги на крыльце, затем стук в дверь, торопливый, тревожный. Учительница откинула крючок и увидела на пороге женщину. Лицо в крови, на руках — мальчонка лет двух. За подол ее цеплялись две девчушки. Женщина, еле сдерживая рыдания, заговорила:

— Лидия Николаевна… Мужик мой… Да как же это терпеть?

— Пьяный?

— А когда он трезвый-то бывает?

Учительница сделала для этой женщины, что могла. Ее с сынишкой уложила на свою кровать, девочкам постелила на русской печи, себе — на стульях. Ночь почти не спали. Женщина долго рассказывала о своей жизни.

— Мальчонку-то вашего как звать? — спросила учительница.

— Петюшкой.

Петюшка первым успокоился, прижался к матери, пригрелся и уснул.

Учительница знала мужа этой женщины. Неказистый мужичонка, молчаливый, слабосильный, ничем не примечательный. За глаза его звали уличным прозвищем — Шлындя…

С того дня прошло без малого двадцать лет. Была похожая ночь, только улица уже изменилась. Ярко горели фонари, из клуба неслась музыка. А Лидия Николаевна так же сидела за книгами и тетрадками. Так же поздним часом загремела калитка. Но учительница не удивилась. За эти годы она успела привыкнуть, что в деревне к ней идут в любое время.

Лидия Николаевна накинула платок и вышла во двор. У крыльца стоял Шлындя: седой, сутулый, с дрожащими руками. Пьянство и годы сделали свое дело. А сейчас вид у него был и вовсе жалкий — рубаха разорвана от ворота до пояса, волосы растрепаны.

— Лидия Николаевна… я п-прошу вас… извините…

По этому «извините» сразу стало ясно, что он пьян. Трезвый, он никаких «вежливых» слов не употребляет.

— Я к вам. Заступитесь. Меня Петька убивает. Не поверите — на родителя руку поднял… Разве можно отца родного? Нет такого закона… Советская власть нас чему учит? Его привлечь надо. Вы напишите, куда надо.

«Вот так, — подумала Лидия Николаевна, — вспомнил теперь и законы, и Советскую власть». Очень ей хотелось напомнить ему ту давнюю ночь, и как потом, через несколько лет, изрубил он топором новый Петюшкин ранец, купленный матерью на свои деньги, и как он вечерами свет выключал, чтобы не давать сыну готовить уроки, и многое другое. Но бесполезно говорить с пьяным. Сказала только:

— Приходите ко мне завтра — трезвый. Тогда и поговорим.

А через минуту появился Петр. Рослый, широкоплечий парень.

— Отец приходил? На меня жаловался?

— Говорил… убиваешь его.

— Скажет тоже. Вы его не слушайте. Убивать мне его ни к чему. А мать в обиду я не дам.

— Дрались?

— Какая драка! Куда ему против меня? Ему только с бабами воевать. Раньше я, правда, боялся его. А теперь отошла его власть. Точка.