Завтра утром, за чаем. Повесть

Мы с папой прошли в комнату для подарков. Там уже стояло много разного-всего. Детская коляска (коляска-то зачем?!), очень пристойный новюсенький футбольный мяч, довольно дорогой двухместный летательный аппаратик «Прогулка» и несколько микрохолодильников: забавная такая штучка размером с чайник - интегральная система -, блок питания и ручка регулятора объемного минусового поля (хочешь - зона кубометр, хочешь - больше, хочешь - меньше, в зависимости от количества продуктов, - нечто вроде микромодели «Тропиков» наоборот). Остальное - не помню.

Когда мы с папой, пристроив в углу оба наших чуда (с записочкой: «От семьи Рыжкиных»), снова вышли в зал встречи гостей, перед женихом с невестой стояли Ра-фа и какая-то кудлатенькая тетенька, жена, наверное… Рафа, судя по отдельным словам и длиннющим паузам, держал речь, и мы с папой тихонечко, бочком, чтобы не мешать ему даже шорохом, прошли в зал для гостей.

Мы долго молча сидели у стены в креслах, иногда махали кому-нибудь рукой, кивали, кланялись, вставали и здоровались; наконец в зал ввалился оркестр (незнакомые какие-то ребята лет по семнадцати с классной исландской аппаратурой и совсем крошечной певицей), и публика в зале оживилась.

Администратор Пнев катался по всему залу, как маленький возбужденный шарик, потому что, видимо, гости уже все собрались и пора было начинать. В портативный мегафон с телеэкранчиком он то отдавал последние распоряжения на кухню, то командовал оркестром и официантами. Неожиданно огромная пластиковая стена, разделяющая наш и банкетный залы, стала светлеть, светлеть… (Я поглядел на папу: когда-то он работал на «Пластике» - в отделе, где как раз и корпели над пластмассой, способной менять коэффициент прозрачности; папа грустно как-то улыбнулся.) Наконец эта стена сделалась совершенно прозрачной, и все увидели большой в форме буквы «П» белый, роскошно обставленный стол. Публика в зале оживилась, задвигалась (весело захохотал вдалеке Рафа), народу набралось довольно много, человек, я думаю, шестьдесят, почти половина - девушки, в основном, довольно симпатичные, но, мысленно закрывая глаза и вспоминая Валерию, я решил, что она здесь самая красивая, даже просто красивая, очень - ну, насколько я в этом разбираюсь. Внезапно свет в нашем зале погас, и вступил оркестр - заиграл что-то медленное, тягучее, едва уловимое, а по экрану за оркестром поплыли мягкие волны цветомузыки.

Кто-то сказал рядом, в полумраке:

- Они не прилетят.

- Кто «они»?

- Второй басист и вибрафонист тоже. На Селене сезон бурь начался преждевременно.

- А-а-а…

- Прошу вас - наши самые почетные гости!

Папа взял меня за руку.

- Что? - спросил я. Я не понял.

- Идем, - сказал папа.

Я поднял голову и увидел в полумраке перед нами администратора Пнева, белым платком он вытирал свою толстенькую шею…

- Позвольте проводить вас первыми, наши самые почетные гости, - почему-то повторил он, как мне показалось, довольно назойливо.

Мы с папой встали и потащились за ним к широкому, почти в полстены, раскрывшемуся перед нами проходу в банкетный зал.

Наверное, потому что зал этот был очень высокий, с бледно-голубыми воздушными стенами и абсолютно пустой (кроме нас троих, ни одного человека), он выглядел невероятно просторным; из-за этого и из-за огромного, роскошно обставленного безлюдного стола я немного растерялся, опешил.

Шея-Пнев вел нас вдоль длинной части «пе»-стола, и где-то почти в конце нашего пути у меня, как назло, развязался шнурок на ботинке; главное, он, гад, так хитро развязался, что умудрился завязаться на узел, и не у самого ботинка (черт с ним, сделал бантик - и все о'кей!), а несколько выше: и ботинок плохо держится, хлябает, и завязать невозможно - не развязать. Я нагнулся развязывать узел, отстал от Шеи-Пнева и папы и услышал (почему-то во время всего этого разговора их голоса звучали до рези в ушах громко), как Шея (они как раз остановились у поперечной, короткой части стола) сказал, обращаясь к папе:

- По желанию устроителей свадьбы это место слева от невесты предназначается для самого почетного гостя, а в данном случае и непосредственного начальника жениха, то есть для вас, уважаемый Дмитрий Владимирович! Вот ваша карточка, вот ваш прибор, прошу!

Я так и стоял, согнувшись, будто всего меня (кроме сердца и башки) заморозили, сделали укол на всю жизнь, чтобы я все слышал, мучился, но не мог ни пошевельнуться, ни открыть рот - просто скелет, модель молекулы-Рыжкина с сердцем наизнанку.

Было очень тихо.

После папа заговорил, и я никогда, никогда, никогда в жизни не слышал, чтобы он говорил таким голосом:

- Это место предназначается не мне, а моему сыну, вот этому мальчику…

- Но…

- …так как он и является непосредственным начальником жениха и, видимо, самым почетным гостем на свадьбе.

Неожиданно и резко я разогнулся и снова замер, глядя прямо на них и слушая, как в полной тишине негромко и очень вежливо смеется Шея-Пнев.

- Быть этого не может! Право же, это очаровательная шутка…