3. Не читает сообщения.
Без пятнадцати восемь я беру Родольфо за руку и говорю, что мы сейчас пойдем кое-куда и мама его оттуда заберет. Посылаю Роберте гневное письмо: «ТЫ КУДА ПРОПАЛА? ПРИХОДИ ЗА РОДОЛЬФО ПО АДРЕСУ ВИА МАРТИНА ПЕСКАТОРЕ, 11. ЕСЛИ НЕ ПОЯВИШЬСЯ ДО ОДИННАДЦАТИ, ПОЗВОНЮ ТВОЕМУ МУЖУ. ПОТОМ САМА С НИМ РАЗБИРАЙСЯ».
Пока трамвай номер шестнадцать везет нас на виа Мартина Пескаторе, мы с Родольфо болтаем о том о сем. Знакомимся получше, так сказать. Я объясняю, что живу у его папы, потому что нельзя надолго оставлять Пабло и Перлу одних. Родольфо рассказывает, что Перла спала у него в ногах, когда он приезжал на Рождество.
– И что вы делали, пока ты жил у папы?
– Он купил мне коллекционные карточки с покемонами. И я нашел среди них очень-очень редкого…Огненного Хо-Оха с золотыми крыльями. За него дают сто тридцать.
– Сто тридцать чего?
– Сто тридцать. Целых сто тридцать.
– Ладно, проехали. А потом? Что еще вы делали?
– Ездили к бабушке. Ели там… ВИЧ?
– Сомневаюсь. Скорее всего, дичь.
Я живо представляю себе фазана, пристреленного заботливой бабулей.
– Тебе понравилось жить с папой?
– Когда шел снег, было здорово. Мы ездили с ним в горы к его подруге – той, которую вчера встретили.
– Она тебе нравится?
Родольфо замолкает.
– Она что, тебя обижала?
– Однажды она сказала гадость о маме.
– Что за гадость?
– Что мама какая-то детинка. Ретинка, – тут же поправляется он, изо всех сил пытаясь вспомнить правильное слово. – Она ее ругала.
– А ты откуда знаешь? Может, это хорошее слово.
– Папа на нее очень разозлился.
Вот так за приятной беседой мы добираемся до дома синьоры Эдеры. Родольфо уже не задает лишних вопросов и не противится, он плывет по течению.
– Так у тебя ребенок есть? – вопрошает синьора Эдера с порога. Она стоит в ночной рубашке, с растрепанными волосами, без зубов и с длиннющими ногтями. Просто прелесть. Родольфо прячется за моей спиной.
– Нет, это не мой, а подруги, она скоро за ним придет.
Я оглядываюсь по сторонам, думая, чем бы занять Родольфо, пока я буду приводить синьору Эдеру в божеский вид.
Она обитает в социальной квартире, той самой, где жили когда-то и ее родители. Просто после их смерти стала платить аренду сама. Квартира начинается с крошечной столовой, совмещенной с кухонькой. Тут есть все необходимое, от холодильника до телевизора (подарок Агаты, которая выиграла его в лотерею от супермаркета и не знала, куда девать). Затем идут спальня, санузел и Комната Мумий.
Представляете себе гостиные, куда никто не заходит по той простой причине, что там нет ничего нужного? Диван, два кресла, туалетный столик, торшер, комод и книжный шкаф, в котором стоят альбомы синьоры Эдеры: они – единственное, ради чего мы иногда все же заходим в Комнату Мумий. На комоде стоит странная стеклянная банка, синяя такая, заполненная стеклянными шариками. Кто знает, как она оказалась у синьоры Эдеры. Однажды я спросила ее об этом, но в ответ получила только невнятное бормотание. Вроде как ей эту банку кто-то подарил. Наверное, сиделка от соцслужбы. А еще одна сиделка притащила Эдере розовую пантеру, которая поселилась на диване, неподвижная и очень грустная.
Я кладу пантеру на пол и ставлю туда же банку с шариками.
– Родольфо, поиграй немного с Сильвией, ей жуть как надоело сидеть на диване. И с шариками можешь поиграть.
Я оглядываю комнату и думаю, что если мой хитроумный план сработает, то скоро эта комната оживет.
От Роберты ни слуху ни духу, поэтому мы обедаем втроем – запеченной рыбой и гороховым супом-пюре. Синьора Эдера пытается завести с Родольфо разговор – на мой взгляд, несколько унылый:
– Ну, молодой человек, как дела?
– Хорошо, – еле слышно отвечает Родольфо. Он усадил Сильвию за стол и пытается накормить ее супом, который сам есть отказался.
– Ты уже научился писать и читать? Умножать умеешь? Проверим? Ну-ка, сколько будет семью восемь?
– Синьора Эдера, ему пять, он еще в детском саду.
– И чему их там учат? Давай-ка быстро ешь горох! Господь дал нам пищу, не дело ее разбазаривать на игрушки!
Мы кое-как дотягиваем до конца трапезы, а Роберта меж тем по-прежнему никак не проявляется. Я зла, как не знаю кто, но притворяюсь, что все нормально. Еще я притворяюсь, что не считаю, сколько раз Родольфо уже спросил, когда придет мама. Примерно сорок пять.
Мы укладываем синьору Эдеру, оставляем на столе ужин – вареную картошку и ветчину – и уходим.
Пока мы ждем трамвай, я начинаю действовать. Надо подарить малышу немного надежды. Поэтому я отправляю эсэмэску своей двоюродной сестре Розелле, которая никогда не задает лишних вопросов: «Рози, позвони мне через пару минут. Неважно, что я буду говорить, главное – на словах “даю ему трубку” сразу отключайся».
Розелла – дочь тети Луиджины и дяди Доменико, брата моего папы. Ей тридцать один, у нее двое детей, она не замужем и работает в автосервисе дяди Доменико. Выдайте ей инжекторный двигатель, и она с ним разберется.
Как мне и надо, через три минуты раздается звонок. Я делаю глубокий вдох и беру трубку.
– Это мама! – шепчу я Родольфо, который при этих словах начинает сиять, как летнее солнышко.