Завтра, завтра, завтра

– И кстати, Сэди! На твоем месте я поостерегся бы утверждать, что Сэм читал посвящение к «Мертвому морю». Я прекрасно помню тот день. Ты спала в другой комнате, а Сэм рылся среди имевшихся у нас тогда компактов, надеясь отыскать подходящий для «Итиго» графический движок. Когда он пересмотрел всю лежавшую перед ним на столе стопку, я подошел к твоей полке с играми. Да, несомненно, именно я взял сидюк «Мертвого моря» и вставил его в дисковод. Я не хотел, чтобы Сэм с его больной ногой лишний раз валандался по комнате, и сыграл на опережение. Для меня-то вскочить со стула не проблема. Посвящения я не заметил, было не до того. А уж Сэм по-любому его не видел.

Несмотря на всю артистичность Маркса и правдоподобность его рассказа, Сэди лишь скептически хмыкнула.

– Но ведь это не единственная причина вашей грызни? – вздохнул Маркс.

– Не единственная. Есть еще «Итиго II» и Сэм, заграбаставший себе всю славу. Впрочем… Возможно, как я уже упоминала ранее, дело не в Сэме. Я хочу свою собственную игру. Игру, которую мне не придется делить с Сэмом. Мне двадцать шесть лет, Маркс. Пора сделать что-то свое. Я не обязана всю жизнь плестись на поводу у Сэма.

Запиликал телефон, и Маркс поднял трубку. Звонила агент по недвижимости. Срок аренды квартиры заканчивался, и агент предлагала им распрощаться с Клоунриной и поселиться в Венисе, к востоку от бульвара Эббот-Кинни, в двухэтажном, потрепанном ветрами и побитом дождями особняке лиловато-серого цвета и обшитом сайдингом. Как и большинство подобных сооружений Лос-Анджелеса, особняк возвели еще в двадцатых годах прошлого века. В нем была крутая, без перил, лестница, стеклянные двери, выложенный широким паркетом пол и треугольная арка, придававшая гостиной сходство с церковным приходом. (В недавнем прошлом особняк непродолжительное время занимала религиозная секта, одна из многих, топтавших в ту пору дороги Южной Калифорнии на пути к просветлению и нирване.) Дом, хоть и несколько запущенный, выглядел привлекательным и вполне годным для жизни, если, разумеется, его потенциальных владельцев не смущали ни разросшаяся перед крыльцом бугенвиллея, старательно душившая пальму, ни покосившийся под углом в сорок пять градусов забор, ни протекавшая крыша, требовавшая безотлагательной починки. Агент описывала особняк одним словом – «богемный», подразумевая, что завышенная цена на него просто-таки смехотворна по сравнению с ценой, которую придется заплатить, чтобы привести его в божеский вид. Маркс немного поговорил с агентом, затем прикрыл трубку рукой и посмотрел на Сэди.

– Она хочет знать, берем мы его или нет. Подаем заявку?

Жилье в Калифорнии расхватывали как горячие пирожки и предыдущие дома увели у Сэди и Маркса прямо из-под носа, пока они предавались раздумьям. Чтобы не расстраиваться, Сэди решила не привязываться ни к одному из выставленных на просмотр объектов недвижимости.

– Домик клевый, – равнодушно сказала она, – но ничего страшного, если мы его упустим. Будут и другие дома. Смотри сам.

– А мне он нравится, – шепнул Маркс. – Пусть станет нашим, а? Берем?

– Берем, – улыбнулась Сэди, – а там видно будет.

Через несколько дней их заявку одобрили.

Два месяца они сидели на чемоданах и наконец, сменив замки и подписав тонны бумаг, переехали.

– Перенести тебя через порог? – предложил Маркс.

– Мы не женаты, – закатила глаза Сэди, – так что я вполне обойдусь своими ногами.

Сэди отперла дверь. Они прошли через дом и очутились на маленьком заднем дворе. Стояла осень, и ветви двух из трех фруктовых деревьев в их скромном садике – хурмы и гуайявы – усыпали созревшие плоды.

– Сэди, ты только глянь! Это же хурма! Моя любимая! – закричал Маркс.

Сорвав круглобокий оранжевый плод, он уселся на деревянный приступок, из которого на днях выгнали термитов, и надкусил хурму. Сок брызнул ему на подбородок.

– Вот так повезло! – веселился Маркс. – Поверить не могу: мы купили дом, а в придачу – мое любимое дерево!

Сэм частенько называл Маркса неслыханным баловнем судьбы. Природа наградила его неотразимой внешностью и удачей по жизни. Ему везло во всем: и в любви, и в работе. Однако Сэди, за последние годы хорошо узнавшая Маркса, начинала сомневаться в прозорливости Сэма. На ее взгляд, Сэм воспринимал удачливость Маркса шиворот-навыворот. Судьба потому благоволила к Марксу, что он умел неподдельно радоваться ее самым ничтожным благам. Вот и сейчас он ликовал, словно дитя, хотя, действительно ли хурма являлась его любимым лакомством или превратилась в его любимое лакомство минуту назад, так как оказалась на заднем дворе его садика, история умалчивала. Никогда прежде Маркс не упоминал при Сэди хурму. «Господи, – с щемящей нежностью подумала она, – как можно его не любить?»

– Ты бы ее помыл сперва, – улыбнулась она.

– Это наше дерево. Ни одна грязная лапа к нему не притронется, кроме, разумеется, моей собственной, – довольно ухмыльнулся Маркс.

– А лапы птиц?

– Птицы нам не страшны, Сэди. Кстати, надо бы и тебя угостить.