– Еще нет. Я изложил ей основную идею, но она так занята Болотной Топью, что я не осмелился докучать ей.
Маркс испытующе посмотрел на друга: худющего, с налитыми кровью глазами и давно не стриженными лохмами. Сэм отрастил усы и бороду и выглядел изможденным и подавленным. И когда это он «не осмеливался докучать» Сэди?
– А черная кошка между вами случайно не пробегала? – осторожно спросил Маркс.
– Нет, – улыбнулся Сэм, и Маркс заметил скол на его правом клыке.
Сэм не собирался широко праздновать двадцатипятилетие. После операции он опасался загадывать наперед и планировал только работу да визиты к докторам. Однако, сдавшись на уговоры Маркса, согласился поужинать в тесной компании друзей – с тем же Марксом, Зои, Сэди и ее парнем. Сэм подошел к двери квартиры, повернул ключ в замке и согнулся от ослепляющей и беспощадной боли. Он рухнул на колени, содрал протез и со всей дури запустил им в стену, отбив штукатурку.
Он хотел позвонить в ресторан, но пальцы свело судорогой, и он не смог набрать номер на мобильном.
Сэм повалился на пол, закрыл глаза и неподвижно замер, потому что малейшее движение причиняло боль. Он не спал.
Около половины десятого в дверь постучали.
– Сэм, – позвал Маркс, – это я.
Сэм не ответил. Маркс толкнул незапертую дверь и заглянул в комнату. Валявшийся у стены протез и лежавший на полу Сэм его не удивили.
– Пожалуйста, уходи, – одними губами прошептал Сэм.
Маркс снял с Сэма пропотевшую насквозь одежду и уложил его в постель. Точнее, на матрас на полу.
– Чем тебе помочь? – спросил он. – Я в твоем полном распоряжении.
Сэм отрицательно покачал головой.
– Теперь, когда мы живем порознь, мне сложнее угадывать твои желания, поэтому просто скажи, что тебе надо.
Сэм вновь затряс головой.
– Ну хорошо, – вздохнул Маркс, усаживаясь на пол рядом с Сэмом.
Он включил телевизор, но не найдя интересных программ, отыскал в коллекции DVD-дисков запись концерта Саймона и Гарфанкела, состоявшегося в 1981 году в Центральном парке в Нью-Йорке, и засунул диск в плеер.
Через полчаса Сэм подал голос:
– Понятия не имею, откуда у меня этот диск.
– Это мой диск, – засмеялся Маркс. – Точнее, моей матушки.
Когда концерт закончился, боль ослабела и Сэм, повернувшись к Марксу, спокойно заговорил.
– Это называется фантомной болью. Мне кажется, что нога до сих пор на месте, а протез, когда я его надеваю, ее разрушает. Я чувствую, как ломаются кости и рвется кожа. Врачи говорят, проблема у меня в голове.
Маркс крепко задумался.
– Но ведь в любом случае это боль, верно? – уточнил он.
Сэм выпрямился.
– Прошу только: ни слова Сэди.
– Почему?
– Не хочу отвлекать ее от работы над игрой. Да и, честно говоря, боль-то надуманная, так что не все так плохо.
Поначалу ничто не предвещало беды, и после операции Сэм быстро шел на поправку. Рана была глубокой и кровоточила сильнее всех его предыдущих ран, зато совсем не болела, и Сэм полагал, что со временем все образуется. Из больницы его выписали раньше намеченного срока, и он поехал к бабушке с дедушкой, чтобы полностью восстановиться после ампутации. Он со дня на день планировал вернуться в офис. Набираясь сил в своей детской спаленке, он просматривал интернет-сайты, подыскивая жилье в Венисе или Санта-Монике, одним словом на Западе, поближе к «Нечестным», и названивал Сэди. Он обсуждал с ней все более усложнявшийся дизайн уровней
На вторую ночь его скрутило от боли, и он проснулся от собственного крика. Подскочив на кровати, он суматошно дрыгал ногой, которой больше не было. Он взмок от пота, обмочился и задыхался от растерянности и страха. Потеряв контроль над телом, он не понимал, откуда взялась эта грызущая боль и как ее смягчить, и молотил в воздухе руками, пытаясь нащупать несуществующую ногу. От невыносимой боли у него перехватило горло, и он в немом молчании открывал и закрывал рот, когда насмерть перепуганные бабушка с дедушкой ворвались в его комнату, моля объяснить, что случилось. Его затошнило, и он выбрался из кровати, чтобы пойти в туалет, но совсем позабыл про ампутированную конечность и тяжело упал на пол, сломав кончик клыка и разбив губу, наполнившую его рот кровью. Он встал на колени, и его вывернуло наизнанку. Он чувствовал себя беспомощным младенцем и ярился от дикой, нечеловеческой злобы. Бабушка прижала его к груди и баюкала, пока он не забылся беспокойным сном.
На следующий день он отправился к доктору, и та диагностировала фантомные боли.
– Переживания, конечно, чудовищные, – посочувствовала ему врач, – однако среди ампутантов такие боли не редкость.
Сэм остолбенел. Поначалу он даже не понял, о ком она говорит. Прежде никто и никогда не называл его ампутантом. В его понимании ампутантами были герои войны или онкобольные.
– Уверена, перед операцией тебя предупреждали о фантомных болях, – продолжала врач.
Сэм кивнул. Возможно, его действительно предупреждали, но он не слушал. Он пребывал в уверенности, что стоит ему согласиться на ампутацию, как его проблемы решатся сами собой.