Тень обменяла молоток на отвертку. Зомби ею, конечно, не ухайдакаешь, но и двери лифта без нее не откроешь. А не попадешь в лифт – останешься куковать на первом уровне до морковкиного заговенья.
– Я не все коробки распаковала.
IV. По обе стороны
Сэм арендовал коттедж с одной спальней. Коттедж находился в двух шагах от дома бабушки и дедушки, между Силвер-Лейк и Эхо-Парком, то есть ровно (правда, не все с ним в этом бы согласились) на восточной границе города. Изначально Сэм хотел поселиться в Венисе рядом с офисом «Нечестных», но, так как его выздоровление затянулось, он в конце концов решил остаться на Востоке, поближе к родным и больнице с ее докторами и физиотерапевтами, без которых не мыслил теперь и дня.
Одна из соседок Сэма – дама с мощными, как у моряка Попая, кулачищами, с радужным флагом на крыльце дома и сворой постоянно меняющихся, вызволенных из приюта бульдожек исключительно женского пола, – сообщила, что их квартал называют Счасто-Песто из-за врача-педиатра, разместившего на углу Бентона и Сансет-бульвара, внизу холма, прямо под их коттеджами, крутящуюся вывеску. На обеих сторонах вывески было нарисовано по человекообразной коричневой стопе. «Песто», или «печальная стопа», с красными воспаленными глазами и забинтованным большим пальцем, раззявив от боли рот и обхватив тонюсенькими ручками костыли, еле-еле передвигала скрюченными ножками. «Счасто», или «счастливая стопа», поставленная, образно говоря, на ноги чудо-целителем, вопила от восторга и поднимала вверх большие пальцы, щеголяла изумительно чистыми белыми кроссовками на крепеньких задних конечностях. Забавная рекламка торчала на парковке отеля «Комфорт Инн», чей первый этаж занимали вегетарианский ресторан тайской кухни и вышеупомянутый ортопед, и медленно, примерно раз в двенадцать секунд, поворачивалась то одной, то другой стороной. Легенда (хотя «легенда», наверное, слишком громкое слово для вращающейся вывески над дешевым отелем) гласила, что, если сторону «Счасто» увидеть раньше, чем «Песто», везения хватит на целый день.
В течение года Сэму никак не удавалось поймать «счастливую стопу». На какие только ухищрения он ни пускался: сбрасывал и набирал скорость, подъезжая к вывеске, медленно или быстро подходил к ней то с юга, то с севера, то с востока, то с запада – тщетно. Вывеска неизменно поворачивалась к нему «печальной стопой». Не надо было оканчивать математический факультет Гарварда, чтобы понять: такой результат статистически маловероятен, а следовательно, вызван неведомыми силами Вселенной, которая ополчилась на Сэма.
Сэди арендовала квартиру в Венисе, в шести с половиной минутах ходьбы от работы, в доме с гигантской Клоунриной – десятиметровой механической скульптурой в виде мужчины-клоуна, обряженного в балетную пачку и пуанты. Когда-то Клоунрина приподнимала ножку, но то ли мотор заржавел от соленых морских брызг, то ли жители завалили домовладельца жалобами на постоянный шум, но в те годы, когда Сэди жила там, Клоунрина недвижно стояла, застенчиво вытянув правую ногу в красной балетной туфельке в ожидании, когда ей снова позволят танцевать.
Разумеется, Клоунрина была вульгарна и безвкусна, но Сэди ее обожала. Клоунрина олицетворяла дух Калифорнии, и впервые за всю свою жизнь Сэди почувствовала себя сопричастной этому духу. И с головой окунулась в праздничную атмосферу родного города. Она пожертвовала зимние пальто на благотворительность и переоделась в длинные платья и мягкие широкополые шляпы. Она совершала набеги на блошиные рынки, где, подстрекаемая Зои, покупала старомодные виниловые длинные бусы и кустарную керамику. Она отрастила волосы до пояса и расчесывала их на прямой пробор. Она увлеклась пилатесом и выбросила наручники Дова в океан. И начала встречаться: с замурзанным красавцем-музыкантом из группы, игравшей альтернативный инди-рок; с замурзанным красавцем-актером, снимавшимся в основном в независимых инди-фильмах; с замурзанным компьютерщиком, продавшим свою интернет-компанию другой, более крупной интернет-компании. Она закатывала великосветские приемы и гордилась знанием современных групп, о которых никто ничего не слышал. Приобрела старенький «Фольксваген-жук» под цвет голубого калифорнийского неба и каждое воскресенье проводила вместе с семьей. Она поднималась ни свет ни заря, мало спала и много, по восемнадцать часов в день, работала. Если бы Калифорнию можно было сравнить с костюмом, то этот костюм подошел Сэди идеально, как балетная пачка и шляпа-котелок – Клоунрине.
Конечно, она недоумевала, с чего вдруг Сэм предпочел жить на Востоке. Ни один «анджелинос» в здравом уме не стал бы тратить целый час, добираясь до работы. Впрочем, в те дни она обсуждала с ним только создаваемую игру и лишних вопросов не задавала. Говоря откровенно, ее подчистую перестало заботить душевное состояние Сэма.