Эка важность один день! Небось обождут.
Посреди открытого спуска ветер выжимал слёзы. Шагая по крепким плахам ступеней, Ознобиша щурился на бутырку. У подножия былого островка возился человек, издали подобный жуку-навознику из грибных пещер Коряжина. Катил большой обляк, натужно, упорно. Вот довершил круг, начал новый.
Ознобиша вдруг задумался, увидит ли ещё с высоты бутырку и гавань. «Что-то случается в последний раз, а нам невдомёк. Я играл с охотничьим псом, а вечером он гнал зайца и напоролся на сук. Я проснулся в зимовье рядом с родителями, не ведая судеб того дня…»
– Где второй твой вместник? – спросил Эрелис негромко. – Счёту обученный?
Ознобиша повернулся к Ардвану:
– Где Тадга?
Краснописец чуть не выронил церу:
– Я ему сказал… слово твоё призывное передал…
– Не моё, – строго поправил Ознобиша. – Государево. Где Тадга?
– Сказал… живой ногой поспешит…
– Брезгуешь, брат, шёлковую плёточку растрепать, – улыбнулся Гайдияр. – Смерды не ценят мягкой руки.
Его порядчики смотрели вперёд, глухие к разговорам царевичей.
– А что сестрица наша, драгоценная Эльбиз, совсем не показывается? – весело продолжал четвёртый наследник. – У владыки сидели, словечка не проронила. Здорова ли голубка нежная, часом, не заскучала ли?
Мезонька, обременённый воинской ношей, ниже стряхнул на глаза льняные вихры.
Эрелис медлительно проговорил:
– Некогда сестрице скучать. Мой райца ей книги принёс о праведных жёнах. А когда не читает, рукодельничает сидит.
– Поди, всё свадебные рубашки кроит? – пуще развеселился Гайдияр. – Простыни-подушки кружевом обшивает?
Ознобиша приблизился к отчаянию. До бутырки оставалось не менее полуверсты.
Эрелис ответил ровным голосом:
– О девичьих заботах расспрашивай матушку Алушу. Я так скажу: подкольчужник, что ныне со мной, вышел из рук сестры. Скоро ты проверишь, ловко ли он на мне сидит.
– Проверю, – кивнул Гайдияр.
Ближе к воротам островной крепости Ознобиша смог лучше разглядеть одинокого трудника. Тот остановился на почтительном удалении, кланяясь в землю. Былой тягун, заросший волосами и бородой, одетый в немыслимое гуньё, смог возвыситься от чистки задков к новым, более почтенным делам. В бочке тяжело переваливались кольчуги, засыпанные песком. Так с броней сводили ржавчину. Ознобиша на миг встретил взгляд парня. Опалённый смотрел смело и бодро. За битого двух небитых дают! Дорожка, выкатанная кругом бутырки, ещё замкнётся поясом прежней службы. Избывший слабость больше не оплошает.
Ворота распахнулись навстречу. Во дворе торжественным строем, грозные, с копьями наголо, вытянулись порядчики. Кажется, все не занятые в городе и у островов. Их было много. Больше, чем ожидал Ознобиша.
Охти тому, кто вздумает нарушить мир Выскирега!
Охти тому, на кого взабыль разгневается четвёртый царевич!
– Славься! – рявкнул Гайдияр.
– Славься-а-а-а! – прокатилось по двору, отдалось от каменных стен. Порядчики стукнули в землю пятками копий, подняли перед собой острия.
Эрелис ответил мечом. Пошёл вдоль ряда, благодаря за воздаяние чести. Гайдияр шагал с ним, строгий и любезный хозяин.
– Я стол приготовил, – сказал он, когда Эрелис вернул меч в ножны. – Не желаешь, великий брат, с дороги перекусить от скудости нашей?
Ознобиша стоял, убрав руки в нарукавники. Хранил внешнюю безмятежность. Эрелис ответил:
– Ты гостеприимен и щедр, добрый брат, но повременим столы столовать. Я в дороге славно размялся: хочется в деревянные мечи погреметь, в кожаные шеломы ударить. Покажешь ли лодочный сарай, о коем мой райца рассказывал?
Просторная палатка почти не изведала перемен. Лишь стены украсились новыми щитами вместо измочаленных в потешных боях да деревянный пол лоснился пуще былого.
На этом полу некогда испустили дух два пленных разбойника. Галуха, напуганный смертью, искал заступы Эрелиса, но в итоге бежал. «Я навсегда провожал его у Верхних ворот. И как в воду глядел: купца разбили на Бердоватом, Галуху свели, и след затерялся…»
Мезонька сложил кису, развязал горловину. Ознобиша вздохнул облегчённо: с Гайдияром под гулкий кров вошёл лишь Обора. Ардван поставил в углу раскладную скамеечку, принесённую в заплечном мешке. Это была одна из милостей, дарованных увечному райце. Ознобиша благодарно сел, Ардван встал рядом, мезонька примостился у ног.
Нерыжень с Косохлёстом ловко и быстро облачали Эрелиса в потешный доспех.
Обора стянул с Гайдияра сапоги, бережно сложил кафтан царевича, верхнюю рубаху, исподнюю… Ни шлема, ни рукавиц! Лишь татуировка с плеча на грудь – красивый узор с окончанием-стрелкой. Видя это, Эрелис потянулся к застёжке нащёчников, но Гайдияр остановил:
– Если изобьёшь меня дочерна, поделом будет. – И добавил как-то очень мягко, дружески, видя, что Эрелис не спешит убирать руку: – Оставь, родич. Ты надежда державы, я не прощу себя, если случайно причиню тебе вред.
У Эрелиса, обычно бледноватого, выступил на скулах румянец. Они приветствовали один другого взмахами мечей, и…
Ознобиша успел забыть о мерзкой слабости, о гудящих ногах. Схватку праведных увидишь не всякий день. А увидев, скоро не позабудешь.