«Неминучая судьба» оскорблённо шарахнулась, взметнула широким плащом, занесла когтистые пятерни… Позоряне взволнованно возроптали. Невеста заломила руки:
На подвысь запрыгнули ещё скоморохи, ряженные бабами. Окружили невесту, увлекли прочь. Жених сдёрнул смётанный живой ниткой кафтан. Явилась лицедейская кольчуга, связанная из жёсткой верёвки, крашенной под железо.
Доброго молодца взяли в кольцо страшилы, косматые, хвостатые, чешуйчатые. Дива лесные, чуда морские! Парень всех разогнал, отмахиваясь блестящим мечом. Выволок на цепи пузатый сундук, неприметно поданный снизу. Пустился в торжествующий пляс и плясал так многовертимо и ловко, что в толпе увлеклись, затопали ногами, стали рукоплескать.
Лишь «судьба» качала высоким куколем, стоя в углу подвыси.
Под восторженный гул позорян взглядам явился замечательный конь. Два крепких парня, зашитые в чёрную мешковину, слаженно перебирали ногами, подпрыгивали, порывались встать на дыбы. Победитель вскочил верхом, сжал пятками вороные бока. Ватага подхватила сундук.
Пока весь исад любовался бе́гом и скоком, вершимым на одном месте, поперёк подвыси воздвигли забор. Даже с воротами.
Ворота заскрипели. Застонали человеческими голосами, да так страшно и жалобно, что площадь притихла, насторожилась. Как-то сразу стало понятно, что счастья жениху с невестой не будет… Вновь вышел богатый отец. Признать его можно было лишь по одёже. Горестно согнулась спина, пропало дородство, в рыжее мочало бороды впуталась белая кудель…
Парень бросился к нему, движениями рук повторяя вопрос.
Из ворот светлой тенью выплыла девушка в одеждах смертной кручины, свадебных, погребальных. Миновала жениха, не повернув головы под фатой… «Судьба» подхватила её, повлекла в неворотимую сторону. Жених шагнул было, простёр руки, но обнял лишь пустоту.
– И не боятся ведь, – сказал кто-то близ выхода с улицы. Осудил? Позавидовал?
Тадга пугливо завертел головой: чего надо было бояться?