Завтрашний царь. Том 1

Рука указывала вверх, туда, где из стены исада высовывалась хлебная печь. Она много лет пекла калачи, исконное лакомство северян. Колуны и дубины толпы, обозлённой слухом о дикомытском разбое, оставили от труженицы один под. Недавно руину прикрыли рогожным затином. Печник с помощником установили кружала и всаживали в липкую глину камень за камнем, возрождая горнило.

Ознобиша поднял голову… Ардван видел: райца смотрел как-то так, будто его теми калачами пытались травить…

…А дальше всё произошло сразу.

– Капельник! – резанул детский голос.

– Берегись!.. – отозвалась толпа.

Люди, наученные опытом многих лет, шарахнулись от скальных стен площади. Бабу, замешкавшуюся у корзины, схватили порядчики, как попало бросили прочь. Высоко, в мокрых космах тумана, пошёл треск. Сперва – едва различимый, под конец – тяжёлым ударом. Что-то мелькнуло, взвихривая туман… Птица Острахиль бросилась с неба, длинным светящимся клювом пробила рогожный кров… Хорошо, печники успели убраться. Тяжёлый клин льда своротил мокрую кладку. Брызнули щепы кружал, стенобитными ядрами свистнули камни, расплескалась тонкая глина.

Всё утихло в мгновения. Великан Сибир выпустил Ознобишу, которого прикрыл своим телом. Поднялись мезонька и Нерыжень, рухнувшие в обнимку. Ардван, начавший вскидывать руки к лицу, наконец их донёс – и увидел на ладони грязь, сдобренную кровью. Его и Тадгу заляпало глиной, посекло ледяными отломышками, ребята и не заметили как.

– Ишь… – промолвил кто-то рядом. – Порушить – единый миг, а вот чинить… Тяжко, долго, да, ты глядь, не с первого раза.

– Печка что! – вытряхивая зипун, отозвались с другой стороны. – Человека и того – р-раз! А поди оттятое обратно пришей!

Ардван посмотрел на перчатку Ознобиши, где под узорочной тканью скрывались мягкие катышки. Поспешно отвёл взгляд.

Спуск в Книжницу

На долгом спуске в Книжницу было покойно и тихо. Здесь даже потолок со стенами остались светлей, чем в обычных улицах Выскирега. Сюда спускались с дозволенными светильничками, не дававшими копоти, а плесень истребляли токи свежего воздуха. Подавно не было и мазни на стенах. Озорных, шалых людишек, охочих до пачкотни, придерживали опричь.

– После Беды верхние жилища города, вырубленные в утёсах, начали замерзать, – рассказывал Ознобиша. – Там было много деревянного убранства. Его частью перенесли в подземелья, ставшие новыми домами почёта, но многое было покинуто и пошло на дрова. Жители, мучимые холодом, мало думали о ценности книг. Когда грозит гибель, старинные листы, хранящие бытословие Андархайны, делаются обычной растопкой… Я не судья тому времени, но мне милей храбрецы, обходившие брошенные дворцы ради сундуков с книгами, свитками, пачками писем… вплоть до записей торговцев… всё это наполнило подземелья, прежде видевшие только бочки с вином. Случалось, спасители знаний и охотники за растопкой рвали добытое друг у друга из рук. Достойнейший муж рассказывал мне, как в схватках тех месяцев ему приходилось обнажать меч, и дело не всегда ограничивалось угрозами. Будем же помнить: хранимое в нынешней Книжнице оплачено кровью. И я сам убеждался, что каждое зёрнышко сбережённого обретает качество золотой песчинки, лишь стоит как следует присмотреться…

Ардван кашлянул.

– Здесь по стенам письмена или свет так маячит?

В мягком камне там и сям блестели вкрапления. Додревний жар, породивший выскирегские скалы, запёк пласты песка с валунами. Строители подземелья, узревшие красоту, вылощили разрубы глыб. Ардван подошёл к стене, проследил пальцем угловатые завитки, тёмные на светло-сером и рыжеватом.

– Многие усматривают здесь чудо, – негромко пояснил Ознобиша. – Я рад, что ты его разглядел. В какую сторону ни пили этот камень, являются письмена. Их пытались разгадывать, но дастся ли смертным начертанное при рождении мира?

Ардван с восторгом представил, как срисовывает божественные завитки. Оснащает ими благородный устав для царских указов…

– Сам я склонен считать, – продолжал Ознобиша, – что по высшему замыслу эти подвалы были сразу предназначены для хранения знаний. Вы увидите: в Книжнице, как и внутри этих камней, можно двигаться вверх, вниз, в стороны, обретая сокровища, о коих даже не помышлял…

Впереди уже виднелись огоньки у ворот, изукрашенных виноградными лозами.

– Господин! – пискнул мезонька. – Пока ты будешь занят высокими делами учёности, позволишь ли верному служке полистать ту книгу из сундука?

Ознобиша ответил не спеша, с важностью:

– Какую?

– Ну ту! «Благочестивое брачение праведных дев, или Как в старые времена…» Ой!

Быстрый подзатыльник, отвешенный Нерыженью, совсем сбил драную шапчонку на нос.

– Чего должны были скоморохи бояться? – спросил Тадга.

Ознобиша ответил:

– Есть верование… Пережитое на подвыси якобы потом сбывается в жизни. Когда ты примериваешь чужой лик и судьбу, это не проходит бесследно… Потому-то жрецы недолюбливают окрутников, полагая лицедейство сродни колдовству.

– Что-то не читал я о таком, – нахмурился Ардван.

Тадга пребывал во власти уже нового страха.

– А тот… тот великий… он с тобой… он назвал тебя… а ты…