Завтрашний царь. Том 2

Он подстерёг, когда лицемер в одиночку отправился по нужде, и скользнул за ним через сени. Сеггар в развед его посылал, он ли праздных глаз не избегнет!

Песнотворец до задка не дошёл, стоял у крыльца, подвязывая штаны. Десница, вынутая из косынки, управлялась быстро и ловко.

Светел подошёл неслышно, спросил негромко:

– Куда, человече дорожный, отселе путь держишь?

Тот нимало не смутился подложным калечеством.

– В Ойдригов город, куда ещё. Всяк знает: скоро там хлебные крошки со столов сыпаться будут.

Светел отмолвил по-прежнему тихо, спокойно:

– Не надобно тебе в Шегардай. Туда Сеггар со своими придёт. А ты не Крыло. И у Сечи не бился.

– Да я!.. – вскинулся притворщик. – Я таких!..

– Ага, – кивнул Светел. – Там много тех будет, кто Крыла знал. Иную личину примеривай, а то быстро на русь выведут.

«А лучше своё поприще тори, на что слава заёмная…»

– Ты, дикомыт, что за пуп вспучился, чтоб со мной рассуждать?

«Аодх, сын Аодха, пятый этого имени от Первоцаря. Во смеху будет, если скажу!» Светел улыбнулся и внезапно, яркой вспышкой узрел: нет нужды с порога объявляться в Шегардае Эрелису. Сперва надобно поглядеть. Приглядеться…

– Одно растолкуй, песельник, моему неразумию. Как сталось, что подаянием кружальным живёшь?

Упорный лицемер кипел гневом:

– Рубца не видал? Сказа горестного не слышал?

– Рана твоя, друже, не топором сечена, ну да моё дело край. А вот Сеггара чернить возбраняю.

– Ты мне?.. Возбраняешь?

– Ты в песне поёшь – калечного покинули в миру побираться. Услышат царские, поколотят. Не водится такого у Сеггара. Где один из нас, там и знамя!

Стоять в вязаной безрукавке было холодно. Светел первым нырнул в кружальное насиженное тепло.

Кербога сразу спросил его:

– Хорошо тело спрятал?

Светел не понял, нахмурился:

– Какое ещё?..

– Мёртвое, – звонко рассмеялась Лаука. – Ты же голову отрывать шёл. Тут слепых царевичей один ты, Светелко.

Кербога привстал, пропуская витязя в кут, где уютно поджала ноги плясунья. Светел в кут не полез, сел снаружи.

– При нём голова его. Миром кончили, я ему совет дал.

– Всяк горазд судить уличного певца, – сказал Кербога. – Ты того не смыслишь, ребятище…

«Опять я не смыслю!»

– …что дела ваши геройские назавтра воскресают легендой. А в ней всё всегда немного не так, как было на деле.

Светел, оценивая, пригляделся к раскрасневшемуся лицу Кербоги, к почти пустому кувшинчику. Сам он, разок съехав под стол в кружале Путилы, изведал здравую меру. Он буркнул:

– Баснословные деяния от старых времён воспеваются.

Скоморох уловил его взгляд:

– Думаешь, себя не помня болтаю?.. Поверь, самое давнее время кому-то было днём обиходным. Люди жили будничной жизнью, верша то, что позже возвеличили годы. Взять твоего Крыла: он уже шагнул сквозь грань памяти…

«Хороша память, вона, с лотка продают!»

Дверь бухнула. Вернулся обманщик.

Кербога задумчиво проследил, как «Крылу» в десять рук помогали одолеть порог, вели к почётному креслу.

– Жил-был человек, – задумчиво проговорил бывший жрец. – Обычный, со слабинами и пороками. Ел, пил, в нужнике тужился, за девками волочился, лукавил, дурил…

«Меня приобидел. Потом от Ялмака спас. И вновь приобидел…»

– Ныне высится омытый от шелухи, увенчанный главным: дивными песнями. Ловкачи ещё крадут его имя, но ты заметил? Крылу уже приписали все лучшие песни…

«Мою вот, примером. Неужто впрямь хороша?»

– Внукам тех, кто ныне в утробе, достанутся басни об участи Крыла, о битве у Сечи. Старики будут вспоминать так и этак, кому как сегодня в уши войдёт, и каждый упрётся на своём.

Светел вспомнил споры о Воеводе. А скоморох продолжал с усмешкой:

– Не удивлюсь, если кто-нибудь сложит сказ о воителе, что горюнов подбирал, в надёжные места выводил…

– Пусть складывают. – Светел потянулся к деревянному блюду. – Нам Неуступ заповедал: позовут карать – не ведись. А гибнущих поспеши спасти, коли властен.

Кербога вздохнул:

– Я даже не удивлюсь, если молва совокупит всё доброе, что творится в землях андархов, и вручит тени царевича Аодха, якобы выжившего в Беду…

Светел, наконец добравшийся до утиной спинки, мало не поперхнулся.

– Люди бают, – отмолвил он, прожевав, – это имя тоже крали по первости…

– Ещё как. Доколе владыка не приказал самозванцев бить кнутом без суда и разбора.

«Вона что. Значит, я к Эрелису с братством, а он… За что на расправу послал, дядя Сеггар? Или вперёд меня воспитаннику словечко отправил?»

Кербога твёрдой рукой налил себе ещё пива и продолжал рассуждать:

– Народу нужен отец. Люди с такой силой ждут государя, праведного не только по имени, что усматривают его в любом пропавшем младенце. Ты помнишь, как отозвались позоряне на сказ о мятежном царевиче? Они подспудно спрашивали себя: а вдруг в иной участи он стал бы их желанным царём?

Светел морщил лоб. Слушал. Примеривал на себя.

– После Беды жили слухами про спасшегося Аодха. Ныне бремя ожиданий возложено на Эрелиса… Легенда хороша, ребятище, покуда бесплотна. При всяком правителе недовольных больше, чем благодарных. Оттого иным легендам лучше таковыми и оставаться.