Зазеркалье. Записки психиатра

«А в Москве сейчас уже холодно, – умиротворенно думала она, раскинув руки и покачиваясь на спине в бездумной колыбели пространства, в котором не было ни верха, ни низа, а только лазурное море и голубое небо, украшенное в одной стороне солнцем, а в другой – дымчато-бледным, подрагивающим полукругом луны. – А может, это вовсе и не небо, а море, в котором отразились солнце и луна. Впрочем, какая разница, когда так хорошо и спокойно…»

– Александра-а-а! – услышала голос вдалеке и, повернув голову, увидела Ивана Фомича, махавшего ей с берега. – Куша-а-ать! – кричал тот, сложив ладони рупором.

Она перевернулась на живот и неторопливо поплыла к берегу. Из моря выходила с сожалением, утешаясь только тем, что дымок от мангала уже доносил запах шашлыка. Луч солнца неожиданно отразился вспышкой в окне одной из белых вилл, видневшихся вдалеке.

– Почему прекрасная нимфа купается в одиночестве? – Иван Фомич стоял на влажном песке в новых, только что купленных ботинках и бесцеремонно разглядывал купальщицу.

– А мне, собственно, наедине с морем неплохо, – она взяла полотенце и принялась вытирать голову.

– Как вам статуя в библиотеке? Понравилась? По сравнению с ней жалкие 90-60-90 вечно голодных манекенщиц кажутся просто издевательством над буйством и богатством природы! – блеснул он остроумием и проворно отскочил, оберегая обновку от набежавшей волны.

Александре совсем не хотелось говорить о том, что она почувствовала у статуи Исиды.

– Однозначно! Эта женщина сразила бы наповал любого мужчину! – подстроилась она под стиль Ивана Фомича. – Иван Фомич самодовольно заулыбался, приняв комплимент на свой счет.

Он наклонился и с трогательной заботой смахнул бумажной салфеткой капельки воды с новых ботинок.

– Ну, как вам? – взглядом указал на обновку.

– Супер! – не смогла не порадовать его Александра. – Только отвернитесь, мне переодеться надо.

Иван Фомич повернулся спиной, но, учитывая обязательство развлекать прекрасную нимфу, молча стоять не смог.

– Как вам арабское гостеприимство?

– Как и наше кавказское. Просто нет слов.

– Кавказцев не люблю. За редкими полезными для России исключениями, – Иван Фомич повесил ее сумку себе на плечо. – Они по нашей русской земле стаями ходят и ведут себя нагло, как стая. А мы со своей великорусской терпимостью хоть и давимся, но все это проглатываем, а пространство и богатства наши им по кусочкам отдаем. Ведь, к примеру, тот же главный грузинский олигарх… как его… – Иван Фомич наморщил лоб, – разве ж на мандаринах и вине многомиллиардное состояние сделал? А можете себе представить, чтобы на кавказском телевидении русские ведущими передач были? Или крупными бизнесменами на их территории и за их счет? Вот и я тоже не могу, – сказал он, не дожидаясь ответа Александры. – И это их государственная политика. А наше государство им всем объятия раскрывает и предлагает дружить семьями, как в советское время. А у них давно уж своя семья, у которой цель – не дружить, а устроиться на нашей территории и корни здесь пустить. У них с российскими паспортами, регистрацией и трудоустройством проблем нет. Достаточно одному корешку зацепиться – глянь, а уж тут целый куст вырос! А миллионы русских в бывших странах СНГ маются. Своих собирать надо и помогать всячески, и с жильем, и с работой, – назидательно сказал он. – В них наша сила! Вот те же американцы, хоть и не люблю я их, поднялись как страна эмигрантов, но теперь кому свое гражданство дают? Выдающимся либо полезным для себя людям. А в Европе посмотрите. Погромщики в капюшонах кто? Коренные французы? Нет, вон они, – указал он головой в сторону арабов, хлопочущих у стола. – Можете себе представить, чтобы европейцы, живущие в арабских странах, такой бардак на улицах устроили, как они в Париже? Да их бы арестовать не успели! Коренное арабское население само бы порядок навело. А мы, русские, по сути, одиночками стали. Общины разрушили и от коммуны отказались. Эх, объединяемся только в большой беде!

– А мне кавказцы нравятся, – сказала Александра. – У них, за редким исключением, мужские качества сохранились, достоинство, уважение к старшим и к женщинам. А то, что вы стаей назвали, так это вовсе не недостаток, а достоинство. Это правильные семейные, родовые и племенные связи, когда лучше погибнуть, чем родовую честь уронить, и которые мы, русские, тысячу лет назад во времена уничтожения язычества потеряли.

– А вот мы, например, здесь уважительно к местным обычаям относимся, – не сдавался Иван Фомич. – Кресты православные на обозрение не выставляем. Агрессивными стаями по городу не рыскаем. Женщины наши их правила стараются соблюдать.

– Сухой закон еще, – все-таки не удержалась Александра, в глазах которой блеснули озорные огоньки.

– А что? – Иван Фомич приостановился. – Мы с бутылкой водки по улицам не бегаем. Мы у себя внутри пьем. По национальной традиции, – задрыгал ногой, пытаясь вытрясти песок из нового ботинка.

– Не бережете вы обновку, Иван Фомич, – попыталась Александра перевести разговор на другую тему.