Зазеркалье. Записки психиатра

– Что случилось? – забеспокоилась она. С самого начала ей не хотелось ехать выступать перед русскоговорящими арабами. Если Ивану Фомичу надо провести мероприятие для галочки, она-то здесь при чем?

– Да-а… – Иван Фомич махнул рукой, – организовали все по-дурацки. Два мероприятия на одно время назначили – ваше в одном зале, а дамы одной – в другом. К ней никто не пришел, а она со сдвигом, скандальная. Чтоб проблем не было, ее привели туда, где вас народ ждал, и теперь они слушают эту ненужную им лекцию и такие бешеные – смотреть страшно. Так что ваше выступление немного задерживается. Да, я забыл сказать, – он отвел глаза в сторону, – они не все говорят по-русски. Но у вас, я понял, с английским проблем нет, а если что, доктор Али поможет. Он у нас полиглот.

– То есть вы предлагаете мне начать с массового сеанса психотерапии на английском языке? – развеселилась Александра, но, когда спустя сорок минут вошла в зал, ей стало не до смеха. Перед ней сидели мрачные арабы. В основном пожилые и с лысинами. Цвет александрийской научной интеллигенции.

На сцене возвышалась трибуна, куда она, видимо, должна была подняться. Туда, где сконцентрировались отрицательные эмоции, выброшенные аудиторией за предыдущий час. Она не встала за трибуну. Ей был нужен контакт, а не барьер. Александра расположилась напротив первого ряда, обворожительно улыбнулась и, зацепившись за доброжелательный взгляд девушки в последнем ряду, начала выступление. И через пять минут почувствовала – барьер упал…

– Ну здорово, молодец, поздравляю! – восхищенно сказал после лекции ожидавший ее у выхода Иван Фомич, выпуская сигаретный дым.

– Вы разве курите? – удивилась Александра.

– Иногда, – смутился он, – не дома, чтобы Стеллу Петровну не расстраивать.

Александра понимающе кивнула, вспомнив строгую супругу Ивана Фомича.

– Мероприятие, можно сказать, прошло на высоком уровне. Пора бы перекусить, – Иван Фомич вопросительно взглянул на подошедшего доктора Али.

– Мне очень понравилось ваше выступление, мадам. Я получил большое удовольствие. Вы просто очаровали… – начал было доктор.

– Спасибо, доктор Али. Вы мне несколько раз очень помогли. – Александра поправила выбившуюся из-под широкой заколки прядь волос и строго сказала, глядя на Ивана Фомича, который, выбросив недокуренную сигарету, стоял, потирал левую сторону груди:

– Восстает, значит, сердце против вас. Подумайте, в чем согрешили?

– Не понял, – Иван Фомич недоуменно поднял брови.

– Видите ли, уважаемый Иван Фомич, – менторским тоном начала пояснения Александра, еще не остывшая после лекции, – древние египтяне, насколько мне известно, считали сердце отдельным от человека существом – неким богом, живущим внутри тела. Само сердце безгрешно и восстает против человека, если перед лицом бога Осириса согрешил он смертными грехами. Выясняется это в ходе психостазии – взвешивания души после смерти, – пояснила она, заметив недоумение на лице слушателя. – На суде Осириса на одну чашу весов кладется сердце умершего, несущее не только следы всего хорошего, доброго, благородного, но также и груз всего плохого и разрушительного, совершенного человеком в земной жизни. На другой же чаше весов лежит перо Маат, великой богини универсальной справедливости и мудрости. Для того чтобы душа умершего могла продолжать путешествие в вечности, его сердце должно быть легче пера Маат. А легким оно может быть лишь тогда, когда чисто и наполнено светом благих деяний на земле, когда свободно от тяжкого груза пороков.

Иван Фомич слушал с напряженным вниманием.

– А если сердце окажется тяжелее пера Маат, – продолжила Александра, – отходит оно в «Обитель сердец», особую часть загробного мира, лишая тем самым человека возможности воскреснуть. Такая кончина называлась «второй смертью», умереть которой было одним из величайших страхов у египтян, – завершила она пояснения, краем глаза заметив почти благоговейный восторг, написанный на лице доктора Али.

– Ну и какие же грехи у них считались смертными? – обеспокоился Иван Фомич. Видимо, тема воскресения была ему не чужда.

– Грехи в «Книге мертвых» перечислены. На Страшном суде Осириса человек должен был иметь право сказать: «Я не крал, не убивал, не лгал, не делал зла, не насильничал, не прелюбодействовал, не гневался, никого не заставлял плакать, был отцом для сирот, мужем для вдов…»

По мере перечисления грехов Иван Фомич, видимо, успевавший их мысленно примерять на себя, заметно расслаблялся.

– А-а-а, так это древние египтяне придумали про грехи? Их, значит, надо благодарить?

Александра кивнула.

– По этому списку я почти праведник. Вроде ни одна статья ко мне не подходит, – облегченно сообщил он. – А вот вас не понимаю. Вы психиатр или египтолог?

– Я человек любознательный, интересующийся. Раз уж попала в Египет, должна обогатить себя знаниями, – скромно пояснила Александра.

– А я думаю, – вступил в беседу доктор Али, – если человечество – дерево, то Египет есть его корень, – с покровительственным, почти отеческим видом оглядел всех.