— Веревкой с головы до ног обмотали — тот как кокон, а во рту кляп. Назад пробираться нужно было еще осторожнее, по одному опасное место переползать. А как по одному с немцем? Ну и придумали. Поползли друг за дружкой, как положено, а немца на веревке метрах в десяти за собой тащат. Тот, видать, и рад бы помочь, лишь бы не быть кулем, а не может — связан.
— Только скрылись в камышах, а тут со стороны немцев пулеметы и автоматы — заметили пропажу.
— Ага! Немца приволокли ободранного как липку, зато живого. Развязали — а он ругаться: варвары-де, разве так полагается пленных транспортировать?!
— Во-он под тем как раз мостиком его тащили. А там, где сейчас пашня, были камыши…
— А артподготовку помните?
— Как же! Гвоздили немцев час и пять минут.
— Начальник артснабжения, как его… Евсюков? Да, Евсюков, так он потом сказал, что уложили тогда на немецкую сторону ровным счетом двадцать вагонов снарядов.
— Целый поезд…
— Уложить-то уложили, а как воевать пришлось за село и за высоту!
— Хлопцы! — по-молодому окликают ветераны друг друга. — Хлопцы, а знаете, кого я сейчас вспомнил? Того парня, что повторил здесь подвиг Матросова. Здесь, на высоте, в ночь на 21 августа. Ну, что замолчали? Неужто забыли?
Бывший командир стрелкового взвода Насибуллин давно уже сидел вместе со всеми.
— Помню я этот случай, — подал он голос. — Это под утро уже было. Он на дзот пошел — немец оттуда не давал нам головы поднять. Фамилию запамятовал. Ну-ка, давайте вы…
Нет, не получилось на этот раз. Воспоминание неожиданно ушло в сторону. Заговорили о Ванюше Шиганине, тамбовце, которого в шутку все называли Иваном Павловичем — за малый рост и за то, что был он самым молодым: в Хаджимусе ему исполнилось восемнадцать. Восемнадцать — а воевал Ванюша уже два года:’стал солдатом в шестнадцать, прибавив себе лет.
Ванюша Шиганин погиб под Хаджимусом, в лесу, у колодца, к которому пристрелялись немцы и никого за водой не подпускали.
День был жаркий, бойцы хотели пить. И колодец рукой подать, а вот не подступишься — двое уже погибли возле него. За водой вызвался пойти Шиганин. Его отговаривали, но он отвечал, что маленький, увертливый, доберется. Вода нужна раненым.
Набрал фляг, пополз. За ним следили десятки глаз наших, и немцы Ванюшу тоже заметили. Стоило ему приблизиться к колодцу, как рядом ухнула мина. Он вжался в землю, минуты три прождал, потом снова пополз. И уже взялся за сруб, протянул руку к ведру, как взрыв следующей мины скосил его — Ванюша упал и больше не шевелился.
Прежде чем уйти с высоты, старые солдаты разобрали — каждый по одному — осколки, найденные в земле: на память об августе 1944 года, о Хаджимусе, о тех, кто погиб здесь, и о красных следопытах, благодаря которым угасшая было память о подвиге разгорается вновь…
Следопыты есть следопыты, и в селе они вернулись к разговору о парне, повторившем на Суворовской высоте, можно сказать, подвиг Матросова. Имени его ветераны так и не вспомнили, но посоветовали написать тому-то и тому-то, назвали адреса.
95 писем отправили ребята с одним и тем же вопросом — о матросовском подвиге на Суворовской высоте.
«Да, — были ответы, — я помню этот эпизод. Но так трудно далась нам победа под Хаджимусом, столько проявлено было героизма, что имя того солдата затерялось среди других. Рядовой Кондратенко тогда бросился с гранатой под гусеницы вражеского танка и погиб. Был смертельно ранен командир взвода ПТР лейтенант Мухин. Когда кончились патроны, он тоже пошел против танков с гранатами…
Напишите еще Копачеву, Златогорскому или Губинскому — кто-то из них, кажется, написал статью о том подвиге в газету «За Родину».
Еще три письма написаны, еще много дней ожидания.
И вот наконец долгожданный ответ! И. не только ответ — в конверте лежит газетная вырезка — заметка, где описан подвиг Николая Курило.
…Атака нашей роты на высоту захлебнулась, потому что неожиданно из не замеченного ранее дзота ударил немецкий пулемет. Николай Курило пополз к нему. Брошена одна граната, другая. Пулемет смолк. Но стоило солдату подняться, как пулемет снова полоснул очередью. Курило падает, он ранен, но находит в себе силы подняться и бросить еще гранату. В броске пулеметная очередь разрезает его пополам, но граната уже летит, у амбразуры раздается взрыв, и на этот раз пулемет уничтожен. Рота поднялась в атаку…
Дальнейший поиск дает следопытам из Хаджимуса адрес родных Курило: село Широкое^ Днепропетровской области. И туда, матери Николая, брату и сестре, идет'взволнованное письмо из молдавского села.
Можно только представить себе ту благодарность, с которой читали ребячье письмо в Широком! Ведь в «похоронке» ничего не было сказано о подвиге. Только: «погиб смертью храбрых». Но почти в каждой говорилось так. А их Коля вот, оказывается, каким был!