Зазвездный зов. Стихотворения и поэмы

Силач-Бова был весел и драчлив,
Его боялись лешие и кони,
Разбойники сидели в тьме вороньей,
Гремучий посвист крепко затаив.

Ему не встретился когтистый гриф,

Южней хозар не ведал он погони,
А то бы греки в мир потусторонний
Легко свезли, Харона подкупив.

Я знаю многих витязей угрюмых,

Кривляющихся в пламенных костюмах,
Но мощь свою хранящих до поры.

Сильней на свете сна нет летаргии,

Комичней нет трагической игры,
Мутнее Леты в мире нет стихии.

" Растить стихи теперь немудрено..."

Растить стихи теперь немудрено.
И редкой рифмой и строкой огнистой
Стараются блеснуть фельетонисты,
Людских страстей расписывая дно.

А мы как древние, нам всё равно,

Воздушный смех иль хохот каменистый,
Утопят пусть живых нас утописты,
Величие бессмертья нам дано.

Абсурды наши, бурные сумбуры,

Лиловые сраженья, сумрак бурый,
Азийская косматость наших душ, –

Еще живет в миру оружье это,

Воюет им как древле крепкий муж,
Упрямый дух упорного поэта.

"Агатовые радуги бровей..."

Агатовые радуги бровей
Над ясными зелеными прудами, –
Не только петь хочу я этой даме,
Ей-богу, пресен в мире соловей.

Влюбился ветер в облако ветвей,

Окутал их воздушными руками,
Ручьем листва бежит, блестит мазками,
О смуглый ствол дробясь еще живей.

Не надо царства лунного бояться,

Царь-Месяц с осторожностью паяца
Обходит наших душ пустой дворец.

В нем тени всех веков, косматый холод.

О, жгучий миг, когда я наконец
Йоркширской тушей утолю свой голод.

"Гремучую пестрящую парчу..."

Гремучую пестрящую парчу
Раскину от Цефея до Калуги
И радуг фиолетовые дуги
Горячей песней птичьей ополчу.

Опять работа будет палачу,

Раскланяются вежливые други,
И в красной прозодежде спец упругий
Юркнет в мои зрачки, задув свечу.

Шумливый век Шаляпина, Моисси

И Ленина, комедий и комиссий,
Расчетливый на золото и кровь, –

Меня посмел ты трауром обрамить,

А я над временем твоим, и вновь
Найдет меня в тебе земная память.

"Нигде словес так не велик улов..."

Нигде словес так не велик улов
И стольких песен нет как в плоти бабьей.
Когда небесные разверзлись хляби,
Омыть чтоб землю от земных грехов,

Ломались руки над толпой голов,

А ноги буйствовали не по-рабьи,
Юродствующий дождь лишь их ослабил,
Ложился мрак, лучи перемолов.

Истерзанная стрелами потопа

Взвывает и теперь еще Европа,
Крикливо натравляя класс на класс.

Иглистый ливень. Как моря, ложбины.

Но я голубками библейских глаз
Умею слушать трепет голубиный.

"Спуститесь в эти сумрачные трюмы..."