я нахожусь под землей,где грохот вагонов играет маршимоих падений и взлетов,где в мировой глубине тихо спят сотни фамилийвперемешку с останкамидревних преданий забытых народовчто за тысячи лет сварилисьстали вечно несущейся сажеюэта тварь воет свой гимнв наушниках каждогоглухие от вечного гула,расползаясь огромным проводом,киты-поезда точат корнимоего городана лицах от душного воздуха тает грим,обнажая клыки и клювы.по утрам толпы слепо проходят мимо руин,на которых начертаны руны.…Змея толпы не видит того,о чем кричит неоновое табло:«Строки пророков написанымаркером на стенах метро»
Зарисовка одного вечера
капюшон Красной Шапочки скалится пастью волкав комнате резко запахло мясомв собственной комнате больше всего опасней.Мой волк перегрыз все цепи, которыми он был связан.Так становится сказка явью,а грудь – звериными яслямиу тебя ограничено время, чтобы придумать развязку,пока действие этой сцены не заползло в реальность
Валькирия плачет
слышишь? где-то валькирия плачет.Мокнут голубые глаза.Она обрезает седые ресницы, что сыплются пепломна ветхие головы, башни, дома, на город,который мне всё ещё снится.Помнишь, тогда я кричал тебе прямо в небо, заглушаяржавые колокола:«Валькирия! Унеси меня. Я хоть в бою не пал,но застряла моя душа между льдами и пламенем,как в древних мифах далеких северных странмне не нужны ни сердце, ни печень, где-то лежитмой потерянный аусвайс.Я видел, как в прозрачных стеклах витрин,под вальяжное раз-два-три,ты танцуешь невидимый вальс,измеряя шагами разрушенный Дрезден.
Кафке
Я ночами завидую мёртвым, прячась в бумажной норе.Бьюсь словами о лёд замерзшего моряв собственном теле – в погребальной ладьешелест бумаги заменит мне дребезг волн, женский стоня – ничтожная точка на карте Прагия замокя мостя тот,кто на пару пражских кварталов опережаетпьяную смерть,прячась среди людей.В толпе я кажусь немного живей.На вопрос: «Откуда ты родом?»отвечу – выходец своих книгборюсь с трудностями переводас подкожного на немецкий язык