Здесь, под небом чужим

Командир бронепоезда вяло пошевелил серыми губами.

– Вот мать честная! Тот-то я смотрю, мне никто не отвечает…

– Мы же махновцев в кольцо взяли, держим прочно, а вы все садите и садите!

– Вот мать честная! – Командир бронепоезда привычно потеребил седой подбородок. – А удостоверение у тебя, командир, есть?

– Какие в бою могут быть удостоверения? – с досадой воскликнул Троян, цапнул себя за один борт шинели, потом за другой. – Конечно, есть… Где же оно у меня лежит?

Через минуту он достал картонную, обтянутую простой цветной тканью книжицу, ткнул ею в нос командиру бронепоезда:

– Вот!

Тот повертел книжицу перед собой, проговорил зажато, в себя:

– Вот мать честная! – вернул удостоверение Трояну. Взгляд у командира бронепоезда был виноватым.

– Карта у вас есть? – спросил Троян, пряча удостоверение в карман.

– Карта, есть, а толку-то? – Командир бронепоезда протянул ему планшетку с картой. – Карта – одно, а действительность – совсем другое. По карте все чин чином выходит, а на деле все перевернуто, сам черт ногу сломает.

– Вот здесь находятся махновцы, мы их зажали, – Троян ткнул рукой в карту. – Вот здесь! – Он обвел пальцем довольно широкую зеленую территорию. – Бейте сюда – не ошибетесь! – И постучал ногтем по карте. – Сюда вот! А вот тут – мы. – Он показал место, где в эту минуту находились махновцы.

На территории, которую Троян обозначил для подавления пушечным огнем, сейчас скапливались красноармейские части, как только они соберутся – а произойдет это в ближайшие сорок минут, – так и ударят по махновцам. Тогда батька со своими товарищами будет только зубы считать…

Командир бронепоезда подозвал к себе старшего артиллериста, приказал ему совершенно по-штатски:

– Ну-ка, перенеси-ка, мил-человек, огонь в те точки, которые показал прибывший товарищ.

Артиллерист неверяще глянул на Трояна, но ничего не сказал и углубился в карту.

Через несколько минут артиллерия бронепоезда начала бить по своим. Ломались деревья, вверх летели щепки, толстые тяжеленные сучья, оторванные лошадиные ноги, смятое окровавленное рванье, головы людей.

Под удары пушек бронепоезда попала целая дивизия, махновцы же совершили резкий бросок в сторону, изрубили шашками эскадрон, вставший у них на пути, и исчезли. Растворились в чистом поле, словно ветер.

Троян от всей души поблагодарил седощекого командира бронепоезда, пожал ему руку, затем, высунувшись из железного вагона, загнал два пальца в рот и оглушительно свистнул.

В ответ раздалось далекое конское ржание, затем – топот, и вскоре около вагона оказался жеребец, на котором ездил Троян.

– Ручной! – умилился командир бронепоезда.

Троян прямо со ступеньки прыгнул в седло, в четком красивом взмахе приложил руку к козырьку буденовки и пустил коня наметом вдоль поезда. Через несколько секунд он скрылся.

Фрунзе, узнав про то, как бронепоезд искромсал своих, разъярился:

– Этого старого дурака, командира бронепоезда – под трибунал! К стенке его!

– Нельзя, – попробовали мягко возразить командующему Южным фронтом члены Реввоенсовета, – этого человека лично знает Ильич. Они вместе жили на одной конспиративной квартире в Питере.

Фрунзе вначале сопротивлялся, потом раздраженно махнул рукой:

– Ладно, хрен с ним, с этим древним мастером лужения паровозных котлов! К стенке можно не ставить, обойдемся без его дурной крови, а вот из командиров бронепоезда – вытурить немедленно! В шею! Это приказ.

Махно вновь очутился на вольном просторе, сколько за ним ни гонялись красноармейцы – все было бесполезно: батька обводил их вокруг пальца. Один командир полка даже заплакал от бессилия, сдернул с себя буденновский шлем и начал топтать его сапогами.

– Это что же такое делается? – вопрошал он горестно. – С каким-то кривоногим чижиком столько времени не можем справиться, он нас, словно слепых кутят, за нос водит… И сколько еще он будет нас водить?

Этого не знал никто…

Через некоторое время конная группировка Нестеровича вновь села батьке на хвост. Особенно трудно было бороться с котовцами – уж очень цепкой была эта бригада, уж очень настырным оказался у нее командир. Иногда батьке казалось, что на шее у него сжимаются чьи-то крепкие пальцы и давят, давят, давят, не дают, не дают возможности вздохнуть облегченно, набрать в легкие хотя бы немного воздуха.

– Ничего, – бодрился батька на заседаниях штаба, – там, где силы не хватит, возьмем умением, если умения не хватит – возьмем хитростью.

Хитростью в основном и приходилось брать.

Чтобы сбить с толку преследователей, Махно издавал фальшивые приказы, умышленно забывал их в селах либо отсекал от своих основных сил небольшой отряд и направлял за ним по ложному следу противника – в общем, крутился как мог.

Ленин был в ярости от того, что такие значительные силы на могли одолеть «какого-то Махно».

Поздним февральским вечером, остановившись на ночевку в заснеженном тихом селе, Махно вызвал к себе Леву Задова. Тот явился незамедлительно – громоздкий, с тяжелым лицом и огромными красными руками, которыми запросто можно было переломить хребет быку.