Здесь ради торта

Моя реакция на него сильная, и, если быть честной с собой, так было с самого первого дня. Не только в ту первую ночь, когда он вошел в мою квартиру, когда нам было по восемнадцать, но и шесть недель назад, когда я подошла к его бару.

Было ли это только потому, что я затаила обиду? Не думаю. Оглядываясь назад, я вижу то, чего не могла увидеть в тот момент. Это была не только моя сильная реакция на него, это была моя душа.

Моя душа хочет Клейна.

А мое тело? Это само собой разумеется.

А мое сердце?

В прошлом я была ужасно не разборчива, выбирая Шейна, когда он был почти копией моего отца. Я знаю, что Клейн совсем не похож ни на Шейна, ни на моего отца. И в глубине своего сердца, и на мелководье я знаю эту истину.

В его руках мое сердце в безопасности.

Какое облегчение. Какое счастье.

Бросив последний тоскливый взгляд на красивого мужчину в моей постели, я выскальзываю из-под одеяла и хватаю халат. Завязав его на талии, я беру телефон и на цыпочках выхожу из спальни.

В доме тихо. Еще рано, солнце только начинает подниматься на небе.

Внезапно мне захотелось поговорить с мамой. Я отправляю ей сообщение.

Пейсли: Ты проснулась?

Мама: На кухне, пью кофе. Приезжай.

В пижаме и халате я запрыгиваю в гольф-кар и проезжаю небольшое расстояние до дома мамы и Бена.

Я захожу внутрь без стука. Мама сидит у кухонного острова в шелковом халате лавандового цвета и держит в руках чашку кофе.

— Привет, мам, — приветствую я.

— Доброе утро, — она указывает на кофеварку. — Сделай себе чашку.

Я делаю, как она сказала, и присоединяюсь к ней у острова, когда заканчиваю.

— Итак… ты поговорила с Сиенной?

Она смотрит на меня через край своей чашки с кофе и кивает.

— Она позвонила мне вчера поздно вечером. Она собиралась остаться на ночь с Шейном.

— Уверена, это его порадовало, — ворчу я.

Она ставит чашку кофе на стол.

— Поговорим по-настоящему, Пейсли?

Я вздергиваю бровь.

— Ты уверена, что справишься с этим?

В этой семье есть все, кроме настоящих разговоров.

Мама игнорирует мой вопрос.

— Сиенна рассказала мне о Клейне.

Отлично. Просто охуенно. Вся эта работа на этой неделе прошла даром.

Я перекидываю волосы через плечо, и меня окутывает аромат геля для душа Клейна. Что бы ни случилось с моей семьей, эта неделя прошла не зря. Каким бы беспорядком это ни было и каким бы ни было в течение следующих сорока восьми часов, пока мы не покинем остров, эти выходные стали началом наших с Клейном отношений. Наших настоящих отношений.

— Может, мы с Клейном и начинали не совсем обычно, мам, но в нас больше нет ничего фальшивого. На самом деле…

Мама поднимает ладонь.

— Можешь не говорить мне. У меня есть глаза. Я вижу, как вы влюблены друг в друга.

Улыбка растягивает один уголок моего рта.

— Да?

Она медленно кивает.

— Да. Он одержим тобой. В хорошем смысле.

— Я тоже им одержима.

— Да, это так. Это приятно, не так ли?

Потягивая кофе, я спрашиваю:

— Так вот как ты относишься к Бену?

При упоминании Бена глаза моей мамы загораются.

— О, да. Да. Он… — она подыскивает слово. — Все, о чем я всегда мечтала.

Я пытаюсь кивнуть, чтобы поддержать ее, но мне странно слышать, как моя мать говорит эти слова, и что они не относятся к моему отцу. Не потому, что я считаю, что они должны быть вместе, но это просто странно.

— Сиенна сказала тебе, что выгнала меня со своей свадьбы?

Раздражение мелькнуло в маминых чертах.

— Да. И я сказала ей, что она поступила неправильно.

— Правда?

— Конечно, Пейсли, — ее брови сошлись посередине, и она смотрит на меня так, будто мое удивление ее смущает.

— Ты склонна думать, что Сиенна не может ошибаться.

Она хмурится.

— Это не так.

— Ты считала, что Сиенне можно встречаться с моим бывшим. Ты считала, что для нее нормально обручиться с ним. Ты считала приемлемым попросить меня устроить ее девичник.

Мама откидывается на спинку стула.

— Милая, ты не знаешь, что я думала. Ты меня не спрашивала.

— Я спрашиваю тебя сейчас.

— Мне показался странным этот выбор, и когда я спросила Сиенну, она сказала, что ты не против. Она даже сказала, что ты рада за нее. Честно говоря, в нашей семье было столько потрясений, что я почувствовала облегчение. Я не хотела, чтобы в жизни моих детей было еще больше боли. Но, — вздыхает она, проводя пальцами по волосам, — я должна была надавить. Я должна была позвонить тебе и спросить прямо. Мне жаль, что я не стала настаивать, Пейсли. Мне жаль, что я не присмотрелась внимательнее к твоему безразличному отношению.

У меня дыхание замирает в горле. Извинения? От моей мамы? Это правда?

Она поднимает один палец.

— Однако почему ты не сказала об этом раньше, Пейсли? Почему ты не сказала Сиенне, что ее отношения заставляют чувствовать тебя некомфортно?

Я тяжело вздыхаю.

— В этой семье, когда я высказываю свое мнение, меня прогоняют.

— Ты имеешь в виду своего отца, колледж и твой выбор профессии?

— Да, но дело не только в этом. Я наконец рассказала тебе о том, что папа изменил, и это разбило нашу семью. Сиенна и Спенсер обвинили меня, мама. Это повлияло на мои отношения с ними.

Она начинает спорить, но я прерываю ее.