— Они оба сказали мне, что хотели бы, чтобы я никогда ничего не говорила. Я годами носила в себе чувство вины за это.
— Чувство вины — сильная эмоция. Оно может заставить людей вести себя по-разному. Оно даже может заставить женщину долгие годы оставаться в несчастливом браке, когда она уже была готова уйти.
Я сжимаю пальцы вокруг своей чашки.
— Ты хочешь сказать…
Она уже кивает.
— Ты не разрушила наши с отцом отношения, сказав правду. Если уж на то пошло, ты дала мне выход, которого я давно хотела.
— Но… но… — бормочу я, не в силах составить предложение.
— Я поговорю с твоими братом и сестрой, милая. Я прослежу, чтобы они поняли, что ты не виновата, — она обхватывает мою руку. — Мне жаль, что ты так долго несла это бремя.
Не одно извинение, а два? Не знаю, что и думать об этом разговоре.
— И, — продолжает она, — если уж на то пошло, никто не верит, что у тебя есть чувства к Шейну, кроме Сиенны. И она верит в это только потому, что не может принять тот факт, что Шейну тяжело видеть тебя здесь, с Клейном.
— Папе тоже невыносимо видеть тебя с Беном.
Она закатывает глаза.
— Может ли он сделать это более очевидным?
Я смеюсь над маминой непочтительностью. Это та небольшая доля комедийной разрядки, которая мне нужна в этой атмосфере, отягощенной старыми истинами.
— Когда-нибудь, — говорит мама, поднимая чашку кофе и поднося ее к губам, — мы с твоим отцом сядем и поговорим по душам, но этот день не сегодня, — она подходит к раковине и ополаскивает чашку. — Мне нужно переодеться, чтобы поехать в клуб и начать готовиться к церемонии. Команда по макияжу и прическам скоро прибудет, и я иду первой.
Я чувствую резкий прилив боли и щепотку зависти, понимая, что не смогу стать частью этого семейного воспоминания. Что меня от него отгородили.
Мама быстро обнимает меня, застав врасплох. Физические прикосновения — ее последний язык любви.
— Все образуется, — говорит она и еще больше шокирует меня, чмокнув в подбородок.
Воспоминание всплывает в моей голове, и я спрашиваю:
— Это внезапно, но у тебя еще есть те платья «Холстон»?
Она вздергивает брови.
— Это внезапно. И да, у меня есть.
— А ты не хотела бы расстаться с одним из них? — я вкратце пересказываю историю Холстон и ее матери. — Холстон, вероятно, причина, по которой мы с Клейном сейчас вместе. Все это было ее идеей.
— Это прекрасный жест. Я с удовольствием пришлю тебе платье.
— Спасибо, мам.
Я возвращаюсь в тихий дом. Кофе уже сварен, но бабушки нет ни на кухне, ни в гостиной. Сиенны нет, а мальчики-подростки будут спать до полудня.
Что я буду делать в свободный день? Как заполнить свое время?
Во мне бурлит беспокойная энергия. Совсем скоро остров Болд-Хед останется в прошлом и займет место в моих мечтах и воспоминаниях.
Клейн открывает глаза, когда я вхожу в нашу спальню.
— Привет, — говорит он своим густым, сексуальным утренним голосом. — Что случилось с режимом ленивца?
— Я превратилась в то животное, которое проснулось рано и хочет, — варианты проносятся в моей голове, — прогуляться по пляжу.
— Чайка, — Клейн проводит рукой по всклоченным ото сна волосам.
Я решительно киваю, сопротивляясь желанию наброситься на него. Ранняя, утренняя прогулка по пляжу пропадет, если я уступлю своему желанию.
— Чайка. Хочешь пойти со мной?
Клейн поднимается с кровати.
— Меня не перестает поражать твоя способность вылетать из-под одеяла.
По дороге в ванную Клейн останавливается, чтобы поцеловать меня.
— Подожди, пока ты не увидишь все мои другие трюки.
Он проводит зубной щеткой по зубам, затем натягивает футболку. По дороге из дома мы заказываем два кофе на вынос, а потом оказываемся на пляже, пальцы ног вязнут в мокром песке, пенистая вода хрустит вокруг наших лодыжек.
Мы держимся за руки, и я прижимаюсь к его боку, пока мы идем. Он необычно тих, и я спрашиваю:
— О чем ты думаешь?
— Что нам осталось провести здесь всего сорок восемь часов. Несмотря на сумасшедшую неделю, я ожидаю, как покину это место, и это не самое приятное чувство. Все так, как ты и сказала. Это место волшебное. Мне грустно уезжать.
Я сжимаю его руку.
— Мы всегда можем вернуться. Может быть, в следующий раз без свадебных махинаций.
Он останавливается, прижимая меня к своей груди движением наших сцепленных рук. Он выглядит чертовски счастливым, и все, о чем я могу думать, — это то, что
Взгляд его зеленых глаз становится жарким, подбородок опускается, а губы прижимаются к моим. Ароматы горького кофе и прохладной мяты кружатся на наших языках, наши губы подаются навстречу друг другу.
Он невероятно пахнет, и вкус у него божественный. Он так красив, что у меня щемит в груди. Этот мужчина —