Мне это напоминает историю с антибиотиками. Бесконтрольное и массированное (где надо и не надо — по самому пустячному поводу) применение антибиотиков в медицине привело к развитию у людей многих нежелательных последствий — аллергизацию, понижение иммунитета, дисбактериоз — о чем свидетельствуют высказывания иммунологов.
А ведь биологи задолго до массового внедрения антибиотиков предупреждали. Не прислушались медики и получили… Правда, медики не растерялись — списали на самолечение пациентов, так сказать, на несознательность людей. С этим все ясно, так всегда бывает: «У сильного всегда бессильный виноват». Но дело уже в другом: не повторится ли такое теперь с БВК? Вот в чем вопрос.
Последим дальше за дискуссией.
A. Супрунов, начальник отдела птицеводства Госагропрома РСФСР: «Я вам мнение Госагропрома РСФСР могу сказать — пока мы не разберемся с паприном до конца, применять его не будем. Все-таки у нас очень большие претензии к Минздраву. Что-то мы тут не учитываем, травим мы животных паприном. Вы посмотрите, какие у них нарушения идут — в печени, в крови, в органах воспроизводства. Прошу вас, пока не поздно, давайте разберемся».
B. Бреслер: «…Очень хотелось бы понять, почему на белок из парафинов нефти отказы идут отовсюду потоком. Вот, пожалуйста, запрет из Леноблагропрома — как только стали добавлять паприн в корма, у свинопоголовья начались сплошные аборты. Трест Лензверпром еще в 1985 году отказался от БВК, опасаясь нового массового падежа пушных зверей. Такие же письма в вышестоящие инстанции поступили из птицепромов Белоруссии, Украины, Литвы — всего семи республик, после чего Птицепром СССР обратился с просьбой в Госагропром СССР не вводить паприн в состав комбикормов…»
С. Рылкин, кандидат биологических наук, Институт биохимии и физиологии микроорганизмов АН СССР: «…Даже в чистом виде паприн все равно будет разрушать организм животных. Все дело в том, что этот препарат додумались получать на основе условно патогенных микроорганизмов — так называемых дрожжей рода Кандида, которые представляют опасность для человека. Я двадцать лет занимаюсь этой проблемой, но мой голос как глас вопиющего в пустыне.
Непостижимо! Вот уже много лет в масштабах страны проводится опасный эксперимент, хотя все отрицательные свойства этих микроорганизмов были хорошо известны в научной литературе еще до начала строительства заводов БВК…»
В. Ерошин, доктор биологических наук, Институт биохимии и физиологии микроорганизмов АН СССР: «Позвольте два слова пояснить. После многолетних ветеринарных и медико-биологических исследований в 1981 году проводились государственные испытания паприна. А итоговые материалы рассматривала межведомственная комиссия под руководством академика Скрябина».
Реплики из разных концов зала: «Скажите, а кто стал лауреатом Государственной премии за создание паприна?»
В. Ерошин: «Академики Скрябин, Покровский, Ладан и другие. А что, собственно, вы хотите этим сказать?»
Что уж тут говорить? В застойный период — золотой век бюрократов, шел дождь орденов и медалей, премий и назначений. Ничего удивительного, что академики получили Государственную премию за паприн. Чем он хуже других препаратов, веществ, которые открывали, вкладывая миллиарды рублей, получали за них ордена и премии, а вскоре внедренное забывали за ненадобностью.
В. Лупандин: «Общественность много раз — вспомним хотя бы эпопею с переброской стока северных рек! — убеждалась, что отраслевая наука способна обосновать любой ненаучный „проект века“. А потому скандал вокруг белка из парафинов нефти, который невольно ассоциируется с умирающим Аралом или помутневшим Байкалом, заставляет задуматься о том социальном механизме, который постоянно сотрясает страну какой-нибудь очередной панацеей от всех бед.
На мой взгляд, этот абсурдный механизм держится на трех китах, взращенных в тридцатые годы. Во-первых, разгром социальной гигиены, генетики и прочих „лженаук“ не мог не сказаться на интеллектуальном потенциале науки в целом. Не случайно на практике долгое время был в ходу утопический, примитивный подход к решению сложных задач. Во-вторых, в условиях остаточного культа личности можно было протолкнуть наверх и „затвердить“ любую нелепую идею, поскольку групповщина процветала по-прежнему, а гласности и широкого обсуждения важнейших вопросов не было. В-третьих, если уж под идею выделялись огромные средства, то тогда раскручивалась сокрушительная ведомственная машина. И это еще один горький плод застойного времени. Многие ведомства, сосредоточив в руках колоссальные ресурсы, по сути, вышли из-под контроля государства и нанесли непоправимый урон окружающей среде. Так что у общественности есть все основания бить тревогу».
Мы довольно далеко ушли в сторону от нашего разговора о прямых «загрязнителях» пищи — чуждых ей химических и иных веществах. Но, несмотря на кажущуюся посторонность данной беседы, она имеет прямое отношение к нашей теме чужеродных пищевых веществ. Все же давайте дослушаем заключительную часть этой беседы.