Здравствуй, грусть

Она говорила стоя и не сводя с меня взгляда, и мне было ужасно не по себе. Она принадлежала к числу тех женщин, кото-рые могут разговаривать, держась прямо и неподвижно. Мне же нужно было развалиться в кресле, вертеть в руках какой-нибудь предмет, курить сигарету или покачивать ногой и смотреть, как она качается...

- Не стоит преувеличивать,-смеясь, сказала я.-Я только поцеловалась с Сирилом, вряд ли это приведет меня в клинику.

- Я прошу вас больше с ним не встречаться,-сказала она таким тоном, точно считала, что я лгу.-Не возражайте-вам семнадцать лет, я теперь в какой-то мере отвечаю за вас и не до-пущу, чтобы вы портили себе жизнь. Кстати, вам необходимо за-ниматься, это заполнит ваш дневной досуг.

Она повернулась ко мне спиной и пошла к дому своей непринужденной походкой. А я, потрясенная, словно приросла к месту. Она верит в то, что говорит,-все мои доводы, возражения она примет с тем равнодушием, которое хуже презрения, будто я и не существую вовсе, будто я - это не я, не та самая Сесиль, которую она знает с рождения, не я, которую, в конце концов, ей, должно быть, тяжело наказывать, а неодушевленный предмет, который надо водворить на место. Вся моя надежда была на отца. Навер-ное, он скажет, как всегда: "Что это за мальчуган, котенок? На-деюсь, он по крайней мере красив и здоров? Берегись распутни-ков, детка". Он должен сказать именно это - не то прости-про-щай мои каникулы.

Ужин прошел как в кошмарном сне. Анне и в голову не пришло предложить мне: "Я не стану ничего рассказывать отцу, я не до-носчица, но дайте мне слово, что будете прилежно заниматься". Такого рода сделки были не в ее характере. Это и радовало и злило меня-ведь в противном случае у меня был бы повод ее презирать. Но она избежала этого промаха, как и всех других, и, только когда подали второе, вдруг как будто вспомнила о проис-шествии.

- Реймон, я хотела бы, чтобы вы дали кое-какие благоразум-ные наставления вашей дочери. Сегодня вечером я застала ее в сосновой роще с Сирилом, и, судя по всему, отношения у них самые короткие.

Отец, бедняжка, попытался обратить все в шутку.

- Ай-ай-ай, что я слышу? Что же они делали?

- Я его целовала,-с жаром крикнула я.-А Анна поду-мала...

- Я ничего не подумала,-отрезала она.-Но полагаю, что

ей лучше некоторое время не видеться с ним и заняться своей

философией.

- Бедное мое дитя,-сказал отец,-Надеюсь, этот Сирил хоть славный мальчик?

- Сесиль тоже славная девочка,-сказала Анна.-Вот по-чему я была бы очень огорчена, если бы с ней случилась беда. А поскольку она здесь предоставлена самой себе, постоянно проводит время с этим мальчиком и оба они бездельничают, беды, по-моему, не избежать. А вы в этом сомневаетесь?

При словах: "А вы в этом сомневаетесь?" - я подняла глаза. Отец в полном смущении потупился.

- Вы, безусловно, правы,- сказал он. - Конечно, в общем-то тебе надо немного позаниматься, Сесиль. Ты ведь не хочешь провалиться по философии?

- Мне все равно,- буркнула я.

Он посмотрел на меня и тут же отвел глаза. Я была сражена. Я понимала, что беззаботность-единственное чувство, которое было содержанием нашей жизни,- не располагала аргументами для самозащиты.

- Ну вот что,- сказала Анна, поймав под столом мою руку. - Вы откажетесь от роли лесной дикарки ради роли хорошей уче-ницы, но всего на один месяц, ведь это не страшно, верно?

Она и он смотрели на меня с улыбкой, в этих условиях спорить было бесполезно. Я осторожно отняла руку.

- Нет,-сказала я,-очень даже страшно.

Я сказала это так тихо, что они не расслышали, а может быть,