Здравствуй, груздь!

— А кто вам сказал, что я приличный? — засмеялся он, чувствуя, что эти бабы его дожмут. — Я совершенно неприличный, даже, можно сказать, непристойный!

— Глупости, Федя. Мака права, поживи пока у нее.

— Я говорил, что вы еще будете дружить против меня.

Мака понравилась всем членам семьи, за исключением Шурки. Та всегда при Маке хмуро сводила брови домиком, поджимала губы и забивалась куда-то.

— Ревнует, — объяснила Дуся. — Она же обожает Федора. А ремонт делать надо, и я во всем помогу Маке. Мы не будем ничего грандиозного затевать, никакого евроремонта, только самое необходимое.

— И с рабочими сами будете договариваться? — уже начал сдавать позиции Федор.

— Конечно! Ты просто возьмешь из дома то, что тебе необходимо, а потом вернешься в отремонтированную, чистенькую квартиру! — ликовала Дуся, чувствуя, что брат побежден. Сколько лет она хотела отремонтировать его квартиру — он ни в какую, а Мака живенько с ним справилась. Это понравилось Дусе. Устройство дома было ее стихией. В собственном доме было уже все устроено, доведено до совершенства, и делать практически нечего! Зато теперь можно вновь засучить рукава и усовершенствовать квартиру брата!

— Зачем? Мы лучше ее сдадим, а поживем у меня, — тихо сказала Мака, но так, чтобы Федор не слышал.

— Разумно, — согласилась Дуся и решила, что теперь ее брат в надежных руках.

— Да, а потом вы скажете, что я свалил все на слабые женские плечи, что я лентяй, захребетник и паразит.

— Почему? Ты же будешь это оплачивать, — успокоила его сестра.

Мака хотела сказать то же самое, но постеснялась, а Евдокия Васильевна словно прочла ее мысли.

Хорошо, теперь у нее есть надежная союзница.

И Федор переехал к Маке, забрав лишь компьютер и кое-что из одежды. Мака взяла двухнедельный отпуск.

Но на новом месте работа не клеилась. Совсем.

Голова была пуста. И компьютер тоже барахлил. Федор стал впадать в депрессию, злился, с трудом сдерживал злость, когда приходила Мака, усталая, но счастливая. Она со страстью вила гнездо.

— Ой, Федя, я купила на кухню такие обои — закачаешься.

— Лучше б ты купила гамак!

— Гамак? Зачем?

— Чтобы качаться!

— Федь, ну перестань, я же серьезно, я хочу, чтобы тебе было хорошо, уютно, а то там тараканы.

— Не выдумывай!

— Ничего я не выдумываю! На кухне и в ванной были тараканы.

— Что значит — были, а теперь их нет?

— Конечно, первое, что я сделала, выморила тараканов.

— Я их не замечал почему-то.

— Просто не хотел замечать.

— Может, ты и права…

В результате он чувствовал себя виноватым, хотя Мака ни в чем его не обвиняла. Однако по прошествии недели он как-то привык к новому жилищу, привык и компьютер. Работа постепенно налаживалась. Но однажды позвонила Ангелина. Он сразу узнал этот грудной, низкий голос, и по спине пробежали мурашки.

— Федор Васильевич, простите. Маки нет?

— Нет, она занимается ремонтом и сейчас у меня в квартире, вероятно. А вы на мобильный не звонили? — засуетился он.

— Звонила, но «абонент временно недоступен».

Если можно, дайте мне ваш телефон.

Он продиктовал ей номер.

— Спасибо. Всего хорошего.

— Простите…

— Да?

— Нет, ничего.

— Тогда всего доброго.

Она повесила трубку, а он вскочил и начал метаться, как тигр в клетке. Он не помнил уже, когда его так будоражил только звук голоса. Как ни дико, даже голос ее звучит элегантно. Мака как-то обмолвилась, что Ангелина пережила какую-то трагедию.

Он хотел было расспросить, но не решился, боялся выдать себя. Ох, не к месту сейчас эта вибрация, надо взять себя в руки. Но он долго еще не мог успокоиться, а потом решил, что сегодня работать уже не сможет, и отправился на кухню, сварить себе крепкого кофе. Но раздумал и лег спать, включив негромко телевизор. И увидел странный сон. Ему снилось, что он сидит в той комнате, где жил ребенком, в маленькой квартире на седьмом этаже, и вдруг слышит какой-то испуганный крик. Он подбегает к открытому окну и видит длинные, тонкие пальцы, судорожно вцепившиеся в карниз. Это пальцы Ангелины, он сразу это понял. И тут же увидел ее искаженное ужасом лицо — безумные глаза, побелевшие губы. «Помоги мне, я сейчас упаду!» — шепчет она.

А он в растерянности не понимает, что ему делать, потом хватает ее за плечи, но у нее шелковая блузка, руки скользят, и тогда он в панике хватает ее за волосы, как утопающую, и втягивает в комнату. Она вся дрожит. А потом вдруг шепотом произносит:

«Ах как больно, как больно… Почему спасение связано всегда с такой непереносимой болью?»

Он проснулся, вспомнил сон и испугался. Нехорошо засосало под ложечкой. Ей грозит опасность.