Здравствуй, груздь!

— Ну что ж, это уже само по себе хорошо, ибо в наше время я вправе была бы ожидать совсем другого поведения — и рада, что все именно так. И чтобы, как говорится, не тянуть резину, скажу: я согласна, я благословляю вас, но… — она подняла вверх указательный палец, — но… Я говорила вчера с мужем…

— Мама! — закричала Мака.

— И он потребовал, чтобы до его возвращения никаких свадеб не было. Речь не о пьянках в ресторане, а о, так сказать, решительных шагах.

Он непонимающе уставился на будущую тещу.

— Мой муж сейчас никак не может приехать в Москву, а без его одобрения, как говорится… Он обязательно приедет на Новый год, вы познакомитесь, и уж тогда… Не обижайтесь, Федор Васильевич, Мака у нас единственная дочь, а ваш роман так скоропалителен…

— Понимаю… — промямлил он, чувствуя себя последним идиотом.

— Знаешь что, мама! — взвилась Мака. — В конце концов, я совершеннолетняя, живу отдельно и вполне могу обойтись без папочкиного благословения. Мы любим друг друга и хотим быть вместе, правда, Федя?

— Правда, — не слишком уверенно отозвался он.

— Мака, ну это же просто формальность, что-то вроде испытательного срока, ты же знаешь папу…

Живите вместе, кто вам мешает? Но не расписывайтесь пока! Только и всего! А папа приедет, благословит, и тогда, ради бога, делайте что хотите.

— Мама, но это же глупо! Я не ребенок и могу хоть завтра выйти замуж, никого не спрашивая.

Почему из семейных традиций надо делать какой-то фетиш? И потом, мы с Федей можем сами съездить к папе, правда, Федя?

Федор Васильевич замялся.

— А что, по-моему, это даже очень хорошая идея! — ликовала Мака. — Поедем к папе, поставим его перед свершившимся фактом, и куда он денется тогда?

— Что ж, если вы так настаиваете…

— Нет, я не настаиваю, — подал голос жених. — По-моему, нам не стоит торопить события, разве дело в штампе. Мака?

— Нет, конечно, не в штампе, — без особого энтузиазма откликнулась она.

А Федор Васильевич, к своему стыду, испытал неимоверное облегчение. А почему — и сам не знал.

Он только постарался скрыть это.

— Ну что ж, раз все улажено, идемте к гостям, надо же вас всем представить. Ничего ведь не отменяется, только чуть откладывается.

Она хочет сбыть дочку с рук, но не смеет ослушаться мужа. Видно, у нее рыло в пуху, а взрослая, незамужняя дочка все-таки обуза, хоть и живет отдельно.

— Мама, ты иди, а мы сейчас!

Мария Дмитриевна пожала плечами и вышла из комнаты, а Мака ткнулась лицом ему в грудь. В глазах стояли слезы.

— Федя, ты жалеешь, что сделал мне предложение, да?

— Что за чушь. Мака, солнышко?

— Но почему же ты согласился?

— Потому что не хочу портить отношения с твоей родней — это раз, а потом — на что я, собственно, согласился? Отложить регистрацию? Так если б мы подали заявление, нам все равно дали бы какой-то срок на размышления…

— Ты не хочешь на мне жениться?

Боже, как он ненавидел все эти разговоры, требующие каких-то заверений, обещаний, даже клятв…

— Хорошо, раз ты сомневаешься во мне, давай завтра утром пойдем в ЗАГС и подадим заявление.

Только никому про это не скажем. И назначим свадьбу после Нового года.

— Правда? — просияла Мака.

— А что тут такого? Мы же все равно будем вместе, и даже если твой папа забракует меня, это ничего не изменит, разве не так?

Мака всхлипнула и прижалась к нему, благодарная и счастливая, а его охватила жуткая тоска.

— Ну а теперь чего ты ревешь? — грустно улыбнулся он, гладя ее рыжие кудряшки.

— Теперь от счастья!

— И слава богу!

* * *

Они сидели за изысканно накрытым столом, Жанна Эдуардовна смотрела на Федора весьма одобрительно, ее вторая дочь, Елена Дмитриевна, с мужем пытались вовлечь Федора в литературные беседы, а Алина как-то странно кривила губы. Но надо отдать должное кулинарным талантам хозяек — Федор Васильевич с удовольствием ел все, что ему предлагали, и тоска мало-помалу отступала.

— Это мясо приготовила. Мака! — сообщила Жанна Эдуардовна.

В дверь позвонили.

— Наверное, Геля, я открою! — бросила, вставая из-за стола, Мария Дмитриевна.

Федор Васильевич напрягся. И действительно, в дверях появилась Ангелина с изящным букетом в руках. Она была одета более чем скромно — узкая юбка до колен, тонкий голубовато-серый пуловер, похоже даже мужской, но выглядела безупречно элегантно. Лицо у нее было усталое. А в ушах сережки, те самые.

Ее посадили как раз напротив него.

— Извините, я никак не могла вырваться раньше.

Поздравляю! — Она улыбнулась ему и Маке:

— Когда свадьба?

— Когда приедет папа! — радостно сообщила Мака и слегка прижалась к нему, словно говоря: это для них, для стариков, а мы все сделаем по-своему.

Он старался не смотреть на Ангелину и хотя лодыжек сейчас не видел, но у нее оказались еще и удивительно красивые руки с длинными, тонкими пальцами, а ее хрипловатый голос, особенно когда она его понижала, вызывал в нем совершенно непозволительную вибрацию. Куда ты, кретин, смотрел?

Прав Владька, я ничего не понимаю в женщинах.