Здравствуй, ледяной принц!

Попыталась не разбудить Винтера, но стоило пошевелиться, как он тут же открыл глаза. Взглянул на меня расфокусированно — и вдруг резко посерьезнел, даже складочка залегла между бровей. А мне казалось, мы вчера помирились.

— Я в душ, — сказала Вину, скрываясь за дверью, а когда вернулась, принца в комнате и близко не было.

— Винтер! — позвала я. — Вин!

Вышла в коридор. Из-за двери двойняшек доносились голоса. Не скажу, что там ругались, но интонации были такими, что лучше бы кричали. Стучать не стала — распахнула двери, чтобы застать сумрачную картину. Мишка лежал на кровати и листал какую-то книгу. А вот Винтер замер напротив Ярика и Мирика и что-то им высказывал.

Я ухватилась только за конец фразы:

— Я вам доверился, как друзьям, а вы…

И замолчал, заметив меня. Двойняшки выглядели растерянными. Видимо, слова Винтер подобрал, что надо — их трудно усовестить и озадачить. А сейчас оба казались слегка пришибленными и полными раскаяния.

— О, а вот и героиня дня, — обрадовался мне Мирик. — Аленка, ты это, извини. За то, что мы… ну, ты поняла.

— Поняла, — кивнула я. — Не извиняю.

— Праздники же, — настаивал Ярик. — Извини. А мы вас на ужин пригласим — за наш счет. В любой удобный день.

— Что ж, хорошо.

Ужин? В копеечку вам влетит ужин, братишки!

— Вот и отлично! О, Вин, а где ты так лбом приложился?

Ссадина на лбу никуда не делась. Винтер поморщился и отвел взгляд. Хорошо, хоть исправлять не стал.

— Упал, очнулся, гипс, — за него ответила я. — Ладно, ребята, вы как хотите, а мы — собираться.

— Да, мы тоже после обеда уезжаем. Так что сборы — наше все.

День покатился по привычной колее. Помочь Винтеру наладить температуру воды в душе, вернуть двойняшкам свитер, позавтракать, попрощаться с семьей. Уже перед самым отъездом мама позвала меня к себе на минутку.

— Слушай, Алена, — сказала она. — Я вижу, что между тобой и Винтером есть некая… симпатия.

— Допустим, — кивнула я, не подтвердив, но и не став её разубеждать.

— Держись его. Он, вроде бы, хороший парень.

— Хорошо, мама, — пообещала я, расцеловала родителей и, наконец-то, села за руль.

Хороший, как же. Сосланный на землю за мятеж против собственного отца. Кстати, в это верилось с трудом. Винтер казался пусть и высокомерным, но неплохим человеком, который четко знал, как себя вести и с кем. И для изгнанника держался очень даже хорошо. Вот и сейчас с любопытством разглядывал из окна автомобиля пролетающий мимо город.

— Знаешь, я, наверное, никогда не привыкну к вашему миру, — сказал он внезапно.

— Привыкнешь, — пообещала я. — Поверь, человек ко всему привыкает. Вот лет двадцать назад половины из нынешних изобретений и в помине не было. А те, что существовали, были доступны только узкому кругу людей. А сейчас мы не мыслим жизни без смартфонов или интернета. А когда лишаемся привычных благ, начинаем злиться.

— И как мне во всем этом разобраться? У меня нет двадцати лет.

— Я помогу, — пообещала искренне. — Прямо сегодня и начнем. Правда, наука сложная и объемная, но и ты — парень не глупый.

— Хорошо, я готов.

Я остановила авто на светофоре.

— Смотри, — указала Винтеру, как школьнику. — Вот светофор. Когда переходишь через дорогу, он указывает, можно ли идти. Красный — нельзя, желтый — ожидание, зеленый — можно. Иногда, бывает, мигает отсчет секунд до следующего сигнала, или идущий человечек.

— А почему именно такие цвета?

Я пожала плечами. Никогда не углублялась в этот вопрос. А Винтер уже прилип к окну, наблюдая, как меняется сигнал светофора. Да уж, он в нашем мире — как ребенок, даже в мелочи придется тыкать носом. Так мы и продолжали путь домой — я изредка указывала Вину на тот или иной объект, он спрашивал, если что-то было непонятно. Но зато я заметила, как медленно улучшается его настроение. Ведь не все так плохо! И мне рядом с ним было легко и свободно. И не было времени морочить голову посторонними мыслями.

Лифт уже и вовсе казался Винтеру родным. Он лично нажал цифру семь, и мы поднялись в квартиру.

— Я тут пробыл два дня, — говорил Винтер, развешивая одежду в шкафу. — И почему такое ощущение, что вернулся домой?

— Потому что, какими бы замечательными ни были родственники, от них устаешь, — отозвалась я, натягивая привычную домашнюю одежду.

Мы уселись в зале с чашками кофе. Блаженство!

— Винтер…

— Что? — Он чуть обернулся.

— Послушай… Прости, если лезу не в свое дело, и если хочешь, не отвечай, но… Почему вы поссорились с отцом?

Винтер мигом отгородился привычной ледяной стеной — переменился в лице и будто ушел в себя. Сложный он, все-таки, человек. Я уже думала, что снова не заговорит, но он ответил:

— Отец меня ненавидит.

— Как это?