Здравствуй, Шура!

«…Чувствую себя неважно, но доктор освобождения от работы не дал. Думаю, сходить в свободное время к маме и Вере в деревню за 30 километров. Лида и Вася были у них, говорят – живут хорошо. На работе стало плохо, в «скорой помощи» дали лекарства и направление на более легкую работу. Насилу доработала до утра, плакала. Потом стало легче. Домой пришла – спала весь день. После ночных работ решила сходить в деревню. Попутчица отказалась идти, но объяснила дорогу. И я пошла одна. Вера (дочь) проводила меня до базара, хотела идти со мной, но ведь Борика нельзя было оставить. Я дала ей деньги на молоко, и мы разошлись. Дорога оказалась хорошая. Нашлись попутчики. Один мужчина, очень веселый, всю дорогу рассказывал. Потом попутчики свернули с дороги, а идти еще далеко, впереди лес. К счастью, меня догнала женщина с подводой, я попросила подвезти меня, но у нее лошадь больная, и мы обе пошли пешком за подводой. У своих долго говорили, до 12 часов ночи, вспоминали. Угостили даже – рюмку водки дали. Эдик бегает, рвет цветы, Борик ползает. Днем в лесу набрала ягод – детям гостинец. Вечером сидели, читали твои письма и опять вспоминали. Потом вернулась домой: дома Верочка делает уборку, моет полы. По работе мне дали задание – 500 кг, я сделала 519 кг…».

14.06.1942

Пишу жене Шуре, что Ванька Гаврилов уехал со своим поездом, куда – неизвестно. Условно даю информацию, что участились налеты немецких самолетов.

«…Я все стараюсь представить, какие вы сейчас бледные, худенькие. Уже скоро год, как я живу на колесах, в вагоне. С Бортниковым отношения нормальные, он не так задается, как в Гомеле. Его семья в Ак-Булаке. Своего начальника, Жарина, встречаю почти ежедневно. Жена его тоже с ним. К своим знакомым хожу редко, они все ноют, поэтому не хочется у них бывать. Особенно старуха жалуется, что все дорого и т. п., а остальные – кто спит, кто лежит. На грядках, которые я им организовал, начались всходы, но они за ними не ухаживают, бурачков не рассаживают, а все хнычут, что, мол, дети все потопчут. В общем, ищут оправдание своей лени. Они огородом никогда не занимались. Вчера весь день беспокоили фашисты (пишу условно), сбросили четыре бомбы. Сегодня выходной, был на речке, постирал белье. Пошел дождь, и я хожу в мокром…».

15.06.1942

Письмо от жены Шуры из Ижевска:

«…В выходной тебе не писала – не было времени, ездили на Воложку (прим. – поселок на берегу ижевского пруда, излюбленное место отдыха ижевчан), немного выпили. В выходной посадила картошки 35 кг на низком месте…».

Далее Шура сообщает о своих домашних делах, о том, что сестра Вера устроилась хорошо: в отдельной квартире, дров много, работы мало. А вот Шуре стало хуже…

«…После посадки картошки сразу пошла на ночную работу не спавши. Надоело жить одной, без мужа…».

Рассказывает о нормах на работе, о деньгах – переживает, что не слушаю ее и отправляю все получки ей. Спрашивает, худой ли я, болят ли ноги, курю ли я? Вспоминает Ивана Гаврилова и Шурика. Пишет, что на работу не опаздывает, всегда является вовремя.

23.06.1942

Письмо жене Шуре в Ижевск:

«…Получил твое письмо от 15 июня. Очень рад, что весело провели время на Воложке, иногда выпить тоже не мешает. Рад, что посадила картошку, что за май получила 461 рубль – это уже больше, чем я могу тебе выслать. В общем, молодец, Шура, и денег, и хлеба стала получать больше, чем я. Скоро тебе придется брать меня на иждивение. Это мое письмо – внеочередное, потому что пишу от радости, получив твое бодрое послание. У нас дожди и прохладно. Получил также письмо от Ивановой жены, адресованное ему. Я его почитал: пишет, чтоб приезжал к ней и, если можно, забрал. Где сейчас Иван – не знаю. Пусть Вера напишет мне…».

Также условным способом сообщаю, что фрицы налетают нечасто.

26.06.1942

Получил потешное письмо от дочери Веры из Ижевска. Пишет, как она хозяйничает, как водит Борика в детский сад, как ему там хорошо. Сообщает о посадке картошки, о ценах. Рассказывает, как с Бориком и подругой Риммой ходит домой. В середине письма оговаривается: «Папа, ты не запутывайся, потому что я половину письма писала вчера, а сегодня закончила». В конце письма Вера оставила скромное пожелание: «Папа, когда закончится война, забери нас в Гомель. И мою подругу Римму». Здесь же нарисована стрекоза. Полная идиллия!

В конце письма мама своей рукой написала, что дочка ленится писать папе, и просит дать ей за это проборку.

Письмо было возвращено из Воронежа в Ижевск, откуда Вера переслала его в Абдулино.

28.06.1942

Последнее сохранившееся письмо из Воронежа жене Шуре в Ижевск начинается со слов о слишком частых налетах фашистов на город.

«…Вчера был у Жарина, его жена угостила хорошим обедом. Писем ни от кого нет. Скоро нас будут из Воронежа рассылать. Когда меня оформляли в оперативную группу, то дали ставку 650 рублей, предупредив, что это временно, а теперь собираются дать прежние 450 руб. Мне приходиться со всем мириться и ехать, куда отправят. Пиши пока на Воронеж, а я на главпочтамте оставлю заявление о пересылке писем по новому адресу…».

29.06.1942