Zeckendorf

Я подошел к Джону Скалли, вице-президенту, отвечающему за недвижимость, Скалли посмотрел, послушал и сказал: "Думаю, все в порядке, Билл". Он поднял трубку и позвонил Рокфеллеру, чтобы тот благословил заем. Я объяснил Рокфеллеру, что деньги мне нужны в тот же день. Со своей стороны стола я услышал, как Скалли сказал: "Хорошо, я сделаю это", - и выписал мне чек на шесть миллионов долларов. На изготовление чека на шесть миллионов долларов даже в "Чейзе" уходит немного времени, но теперь тиканье, раздававшееся в моей голове с десяти часов, стихло. Что касается людей, ожидавших моих денег в подсобке на Бродвее, то они могли сидеть. Я сделал несколько телефонных звонков по другим делам, а в пять часов пополудни отправился на закрытие. Войдя в зал, я молча подошел к столику. Я потянулся в карман пальто, позволил чеку на шесть миллионов долларов мягко опуститься на столешницу и сказал: "Джентльмены, бросайте свои акции на стол".

Люди, которые пытались уничтожить нас, люди, которым не нужно было зарабатывать деньги таким образом, но которые не могли устоять перед соблазном сделать это, получили отличную отдачу за свои усилия: Я уложился в их цену, они увеличили свои первоначальные инвестиции более чем в четыре раза. Но они и другие мои партнеры по синдикату, которые пошли на этот односторонний торг, теперь должны были сидеть сложа руки и наблюдать, как мы превращаем 1407 Broadway в самое прибыльное предприятие в Нью-Йорке. Моей первой задачей было расплатиться с Чейзом, и мы это сделали, но за много месяцев мы привлекли столько арендаторов, так раздробили и распродали различные аспекты 1407, что в итоге, в зависимости от того, как считать, мы получили до тринадцати миллионов сверх шести миллионов долларов, выплаченных Чейзу. Мы продали аренду, а затем сдали ее обратно. Мы продали плату за аренду, а затем сдали ее обратно. Затем были внешняя аренда, внутренняя аренда и различные "сэндвич"-аренды, о которых я расскажу в другом месте. Тем временем здание продолжало заполняться арендаторами. Так бывает в смелых проектах, когда вначале приходится чем-то жертвовать, чтобы заполучить первых ключевых арендаторов. Затем, поскольку у вас прекрасное здание и поскольку оно прижилось, арендная плата возрастает от дисконта до премии. Ранние договоры аренды, по мере того как они созревают или арендаторы решают расширяться в успешном здании, впоследствии еще больше увеличивают стоимость, и 1407 сегодня может стоить тридцать миллионов долларов. Инфляция, как и прилив, приходит на все корабли, но рост стоимости 1407 был основан на концепции и исполнении. Успех 1407 впоследствии привел нас к еще одному прекрасному предприятию, 112 West Thirty-fourth Street, но к тому времени Webb & Knapp была уже совсем другой компанией.

В 1948 году, когда начался проект 1407 Broadway, мы были партнерством, хотя и более жирным, чем то, в которое вернулись мои партнеры после войны. В 1945 году наши общие активы составляли 6,6 миллиона долларов, а в 1948 году - двадцать пять миллионов. Наша чистая стоимость составляла 5,6 миллиона долларов, а валовой доход от операционной недвижимости - 3,2 миллиона. Почти все, чем мы владели, за исключением клуба "Монте-Карло", приносило прибыль, и ситуация в "Монте-Карло" должна была измениться.

Монте-Карло" был одним из лучших ночных клубов в городе. Я проводил политику смены декора каждый сезон, тратя на это огромные средства. И еда, и обслуживание были превосходными. У нас было два оркестра и постоянная клиентура, но расходы были высоки, а ночные клубы как образ жизни начали угасать не только для многих ньюйоркцев, но и для меня. У меня все еще был угловой столик, но я находил в нем больше неудобства, чем удовольствия. При каждом посещении вокруг нашего столика непрерывно шествовали не только друзья и знакомые, но и совершенно незнакомые люди (а также случайные посетители, жаловавшиеся, что их стейк слишком редкий или слишком хорошо прожаренный). Марион дошла до того, что возненавидела это место, потому что здесь невозможно было спокойно и без помех пообедать. В моей жизни наступал такой период, когда офис на полставки и неофициальный суд в ночном клубе уже не казались мне ни веселыми, ни подходящими. И все же, хотя клуб начал приносить убытки, я не думал о его закрытии из-за гордости за это место, а также из-за чувства лояльности к нашим сотрудникам. Затем, в июне 1948 года, профсоюз барменов пригрозил нам забастовкой. Сначала я не верил, что наши люди будут бастовать; у нас были прекрасные отношения. А из-за зарплаты и чаевых наши бармены были, наверное, самыми богатыми в городе. Я решил, что если наши люди все-таки забастуют, я смогу ответить только тем, что ударю по нашим цветам - очень особенным способом.