В пять часов дня в среду, когда нам сообщили, что бармены действительно собираются уходить, я спустился в клуб. Оттуда я позвонил руководству профсоюза и попросил разрешения поговорить с мужчинами. По закону я не мог обращаться к своим сотрудникам без разрешения профсоюза, и они спросили, что я хочу сказать. Я ответил, что хочу похвалить профсоюз и его лидеров.
"Ты хочешь рассказать им о нас?"
Поскольку они были слегка недоверчивы, хотя и склонны радоваться, я сказал: "Именно так", чувствуя себя Марком Антонием. Они согласились на выступление, и профсоюзные лидеры, бармены и все остальные работники заведения пришли в боковую столовую, где я когда-то подписал договор о передаче скотобоен Ист-Сайда в ведение ООН. Я произнес короткую речь:
"Первое, что я хочу вам сказать, - мы верим в профсоюзы, в организованный труд и в право на забастовку. Все, что вы делаете, правильно, и ваши лидеры правы. Они сказали вам бастовать, потому что мы платим вам недостаточно. Все это - продукт американского общества, все это - часть демократии. Демократические привилегии также заключаются в том, что работодатель имеет право пытаться бежать перед лицом забастовки. Он также имеет право запереть забастовщиков, что является противоположностью праву на забастовку, но мы бы так не поступили. При всем уважении к вашим профсоюзным лидерам, которые считают, что вы можете получить больше денег, бастуя за них, мы не собираемся платить - потому что не можем себе этого позволить. Если мы не можем себе позволить платить, то в соответствии с демократической капиталистической системой мы должны выйти из бизнеса. Мы сказали, что не будем закрывать вас, но мы не будем поддерживать забастовку и не будем нанимать работников. Так что можете больше не беспокоиться о забастовке и не выходить на улицу. Это заведение закрыто и больше никогда не откроется.
"Но давайте все славно закончим. Сегодняшний вечер - ваш. Вы, официанты, официанты, повара, бармены, все. Мы не пустим посторонних. Вы можете пригласить своих жен, своих подруг. Девушки в шляпных чеках могут пригласить своих парней. Музыка будет играть до четырех утра. Все, что вы захотите съесть или выпить, за счет заведения".
Они провели самую дикую ночь, которая когда-либо была в ночных клубах. Никого из публики не пускали, и мы закрылись в пять или шесть утра следующего дня. Мы закрылись навсегда, в лучах славы, и за это нас прославили на весь мир, да так, что когда мы с Марион тем летом отправились в наше первое долгое путешествие по Европе, то в больших ночных клубах на континенте нас встречали, как королевских особ на реставрации. Владельцы, капитаны и официанты европейских ночных клубов считали, что это величайшая вещь в мире, когда мужчина закрывает заведение, как это сделал я. Когда мы уезжали в Европу, наши собственные капитаны и официанты спустились на яхту, умоляя нас снова открыть клуб, но я отказался. Я рад, что мне довелось управлять "Монте-Карло", но я отношусь к этому так же, как мужчина к восьми дочерям: он не возьмет миллион за одну из них и не даст двух центов за дополнительную.
Мы провели в отпуске не менее шести недель. Это был мой первый настоящий отдых от бизнеса с начала войны. Естественно, мы отправились в Париж, а затем путешествовали по сельской местности, посещая трехзвездочные рестораны, дегустируя воздух и пробуя вина Луары и других районов. У меня появился интерес к винам, который эта поездка только усилила. В конце концов я стал шевалье де Тастевином, а также хозяином, возможно, лучшего винного погреба (для бургундских вин) в Америке. Мое личное отношение к вину таково: пусть будущие поколения сами беспокоятся о своих лучших винах. Мы же обязаны пить все самое лучшее, что нам доступно. Сейчас, как и во время той особенной поездки в 1948 году, я за каждым ужином наслаждаюсь лучшим из возможных винтажей.
После нескольких недель роскошного отдыха у моря и прибавки в весе на десять килограммов я вернулся в Нью-Йорк, довольный отдыхом и полный идей. Я жаждал новых вызовов и нашел их в ожидании.
Мои партнеры встретились со мной и сказали, что решили ликвидировать бизнес. Они хотели распродать наши активы, прикарманить наши деньги и разойтись по своим путям.
▪ 8 ▪ Прощайте, партнеры, здравствуй, мир (1948-1952)
Сначала я был расстроен решением моих партнеров ликвидировать компанию Webb & Knapp. С одной стороны, мне нравились мои партнеры, и я с удовольствием работал с ними. Кроме того, у нас была команда опытных сотрудников, которые привыкли к моим методам работы и работали в моем темпе. Прямая ликвидация фирмы привела бы и к снижению ее популярности на рынке, и к распаду нашей рабочей силы. Кроме того, поскольку рост стоимости многих наших объектов только начинал проявляться, их принудительная продажа была бы подобна отправке на рынок зеленых персиков; нам пришлось бы продавать их со скидкой.