Зелье для Ее Величества. Заговор

— Да что стряслось-то?! — никак не мог взять в толк Иван.

— Да как же ж? Сначала ты, ваше благородие, кинулся на волков, ну, мы, как и положено, бросились за тобой, тама и сцепились с ними, глядим — ты лежишь, Иван с Фёдором подхватили тебя, да за колья и мы за ними отступили, штыками отбиваясь. Пантелеймона вон с Игнатом шибко порвали — одному ногу, другому руку, остальных кого как.

— А дальше-то что?

— Ну как что, смотрим на тебя, ваше благородие, — а ты в крови весь и кровь горлом плюёшь. Подергался, подёргался и затих. Кончился, стало быть, и лицо белым сделалось. Ну мы, как и положено, перекрестились за твой упокой и плащом, стало быть, накрыли. Так что помер ты, ваше благородие.

— Да как же я помер-то? Кровь-то не моя была! Я волку горло перегрыз, вот его кровь на меня и попала, да чуть не захлебнулся ею, а потом сознание потерял!

Солдаты переглянулись, не сговариваясь, сделали пару шагов назад и подняли ружья.

— Сейчас-то что не так?

— А то, ваше благородие, что, видать, кровь оборотня в тебя попала, вот от этого ты и ожил! Не подходи!

Иван почувствовал, что его и без всякого «не подходи» могут пристрелить. Солдаты многое пережили за ночь и были крайне взволнованы. А тут ещё покойник оживает. Надо было менять тактику.

— Будете стрелять — пули напрасно истратите. Али неведомо вам, что оборотня только серебряной пулей убить можно?! Простые пули нечистая сила отводит, видали же!

Солдаты начали переглядываться.

— И не бойсь, до ночи никого не трону. А к ночи уже в Санкт-Петербурге будем.

На солдат подействовало. Ружья опустили.

Розинцев пошёл к ручью умыться да прополоскать рот. Он не совсем понимал, что произошло. Ужасно хотелось есть, а думать на голодный желудок — неблагодарное дело.

— Налейте мне вашего варева, — бросил он мужикам и пошёл к своему коню, достать из седельной сумки тарелку с ложкой. Кони, почуяв волчий запах, шарахнулись, стали рваться с привязи и ржать, выпучивая глаза.

Успокоившиеся было солдаты повскакивали. Оборотень — он и есть оборотень. Иван досадливо сжал кулаки. Небрежно-примирительно махнув солдатам рукой, мол, всё нормально, с оборотнями постоянно такое случается, пошёл к костру. Остановился, что-то вспоминая. Вспомнил:

— А Прокоп, проводник наш, где?

Солдаты снова переглянулись:

— Так это, убили его, ваше благородие.

— Как?!

Пожали плечами:

— Мы это, как его, забыли совсем про него, а поутру глядь, а он тово, стоит привязанный и не шевелится. Подошли к нему с опаской, а он в крови весь и не дышит.

Иван пошёл к дереву, к которому приказал привязать несчастного мужика. Рубаха Прокопа была бурой от крови, и наспех сделанный солдатами кляп тоже обильно ею пропитался. Покривившись, Розинцев разорвал ему рубаху. В груди старосты, как раз напротив сердца, виднелась рана от штыка. «Скорее всего, кто-то из солдат», — подумал Иван.

Пошёл к костру. Взял чью-то миску, положил черпак с горкой каши. Перед тем как начать завтракать, распорядился:

— Прокопа отвязать, прикрутить к его лошади. Выйдем на тракт — кому-нибудь передадим, чтобы похоронили или домой отвезли. Раненых, кто не сможет держаться в седле, тоже привяжем.

Перед тем как выступить, пошёл осмотреть поле боя. На земле и на кустарнике было много пятен крови, но ни одного убитого волка он не нашёл.

— Оборотни — они и есть оборотни, — услышал он за спиной голос Панкрата. — Ожили и ушли.

На том и отправились в путь. Ивану пришлось идти пешком — кони так его к себе и не подпускали, несмотря на то что он прополоскал свой изодранный камзол в ручье. Дороги он не знал, поэтому просто шёл на север, благо определять стороны света он умел. К обеду вышли на большую дорогу. Проезжие на них пугливо оборачивались и крестились.

Иван послал одного из солдат вперёд, чтобы на ближайшем постоялом дворе ему приготовили кадушку с горячей водой, какое-нибудь мыло и приличествующую его положению одежду.

В вечерний Санкт-Петербург он въехал уже сидя на коне, в более-менее приличном камзоле, отданном хозяину таверны в уплату за проживание каким-то проигравшимся офицером.

***

Шешковский молча выслушал доклад, внимательно смотря на Розинцева, временами отводя глаза, прикидывая что-то в уме. После доклада в свойственной ему манере побарабанил пальцами по столу, пожевал губами.

— Значит, не рискнул арестовать ведьму?

— Нет, ваше высокоблагородие.

— Я вот тут что подумал. Ведьма эта, для того чтобы лекарь не выдал их, подсунула ему долгодействующий яд, который спустя время и остановил ему сердце. И рассусоливать тут с ними нечего. Я вслед за тобой отправил за ведьмой двадцать молодцов с приказом без живой не возвращаться. К утру должны вернуться, они, в отличие от тебя, лесами не шастают. Получится или нет у нас повязать с поличным баронессу, ещё вопрос, но показания ведьмы против неё у нас уже будут.

«Это если удастся её взять», — подумал Иван, но промолчал.

— Ну, а то, что зелье добыл, — хвалю. Молодец! Мы эту отраву предъявим государыне как доказательство слов ведьмы против баронессы Бартинской. Покажем нашей матушке императрице, какую гадину она у себя на груди пригрела!