Зеленая ночь

К полудню зной стал нестерпимым. Солнце жгло Ахмеду голову и шею, ладони его горели, саднило плечи. А тут еще Сафар будто в рот воды набрал, молчит, словечком не перекинется. Истомленный молчанием, Ахмед наконец заговорил первым:

— Что мы строим, дядя Сафар?

Мастер ответил не сразу, он смотрел на женщину, стоявшую внизу.

— Здесь будут делать фруктовые соки… — сказал он. — Цех для этого строим… Меньше водки — больше соков! Ведь соки полезны для желудка… Подай кирпич!

Ахмеду хотелось еще поговорить, и, подав кирпич, он спросил:

— А почему не из белого кирпича строим?

— Обожженный кирпич покрепче белого камня будет. Сейчас в Москве большинство зданий строится из обожженного кирпича. Но московский кирпич не таков, как наш. Там, как стеклышко, ровный!

Ахмед знал, что Сафар никогда в Москве не бывал и не мог знать, из чего там дома строят.

— Сам я Москву и в глаза не видел, — словно угадав мысли юноши, добавил Сафар. — Люди рассказывают…

— А кто тут начальник, дядя Сафар?

Сафар ответил серьезно, с уважением:

— Алияр… Ваш сосед Алияр…

— Но разве он… Насколько я знаю, он сторожем на стройке.

— Ну и что с того, что сторож? Ведет он себя как самый заправский начальник. Всюду свой нос сует. — Сафар махнул рукой в сторону конторы: — Прораб — Барат. Не здешний он. Живет в коммунальном доме.

Сафар кинул взгляд вниз, на женщину, швырнул мастерок в ведро и покачал головой:

— Что за толстокожий этот Барат! Дважды я просил его не ставить Заргелем на размес цемента — в одно ухо вошло, в другое вышло. — Прищурив глаза, он посмотрел на солнце и крикнул: — Перерыв!

Спустившись по лестнице вслед за Ахмедом, Сафар поднял с земли свою кошелку, уселся в тени и, достав еду, разложил ее на доске. При этом он вновь кинул взгляд на женщину и вдруг улыбнулся.

— Голубки пришли, — сказал он.

Ахмед обернулся назад и увидел возле женщины двух девочек-близнецов, лет десяти, одетых в одинаковые платьица. Женщина взяла у одной из них узелок, и они втроем пошли под навес, в тень обедать.

Сафар отломил ломоть чорека, взял помидор и посолил его.

— Чтобы камень обрушился на голову портного Мусы, — сказал он. — Такую женщину, деток своих променял на какую-то стерву. И кому только бог детей дает…

Ахмед знал, что Сафар развелся с обеими своими женами из-за бездетности. Но сейчас они обе замужем, и у каждой по трое детей.

Сафар достал из кошелки бутылку «Бадамлы»[3] и стал пить из горлышка. Не отрываясь, выпил всю воду.

Помотал головой и сказал, задыхаясь:

— У меня, наверно, сахарная болезнь. Все нутро огнем горит. В день чуть ли не ведро «Бадамлы» выпиваю. — Он закурил, собрал в ладонь крошки и сказал: — Ты на меня не гляди, ешь. Ешь досыта.

Он курил сигареты одну за другой, и посматривал на двойняшек, обедавших под навесом с матерью. На его лице была тоска. Серый пепел от сигареты осыпался на колени, но он не замечал этого.

Дочери Заргелем ушли, и Сафар, проводив их взглядом, уставился на доску, служившую ему столом. Мысли мастера, видно, витали где-то далеко отсюда.

У Ахмеда ныли плечи и спина. Ладони нестерпимо зудели. Сейчас бы ему растянуться в тени навеса да заснуть, но стесняется мастера. Но тут же он удовлетворенно подумал, что за два-три месяца работы здесь кожа его почернеет, мускулы нальются силой. И тогда он станет ходить, как Муршуд, грудь нараспашку. Мысль эта так понравилась Ахмеду, что он заулыбался. И кто знает, до чего бы еще домечтался Ахмед, если бы не прикатил Барат на своих «Жигулях». Высунувшись из окошка машины, прораб крикнул:

— Сейчас прибудут две машины с лесом. Пусть паренек поможет разгрузить. А я поехал песок выбивать.

Сафар проворчал:

— Слушай, Барат, ты мою просьбу забыл? Не женское это дело — раствор готовить.

Барат, похоже, занервничал. Он ответил нарочито громко, так, чтобы Заргелем услышала его:

— Ну и непонятлив ты, брат. Положим, что прораб не я, а ты. Какую работу ты предложишь ей? Здесь стройка. Здесь хлеб добывают из камня и цемента. Ты же это все сам знаешь.

На это Сафар очень тихо ответил:

— Захочешь — найдешь.

Барат тоже понизил голос:

— Ладно, так тому и быть. Найди кого-нибудь цемент размешивать. У меня лишних людей нет. — Дверца захлопнулась, и «Жигули» тронулись.

Вскоре на строительный участок въехало два грузовика, груженных бревнами и досками. В кабине первой машины рядом с водителем сидел Алияр-киши. Он вышел, внимательно огляделся вокруг, посмотрел на сидевшую в тени навеса Заргелем, затем перевел взгляд на Сафара. Увидел Ахмеда и удивился:

— А ты тут что?

— Работаю.

— Ну и ну! — Алияр стянул с головы запыленную шапку и провел рукой по вспотевшему лбу. — Нутро горит, до того пить хочется, — сказал он, направляясь к бочонку с водой, что стоял возле мешков с цементом.

Ахмед поспешил на помощь рабочим, разгружавшим машины. Проходя мимо навеса, он услышал:

— Эй, парень, поди-ка сюда!

Это Заргелем окликнула его. Ахмед обернулся и удивился — до чего же она, оказывается, молода! Красива! Загорелое лицо, словно налитое яблочко, глаза лучистые. Концы тонких длинных бровей уходят под ситцевую косынку.