Зеленая ночь

— В деревне, — ответил он. — Видишь вон толстяка? Это колхозный бухгалтер Керим. Строит дом для младшего брата.

Барат обернулся в сторону грузовиков и крикнул:

— Давайте, ребята, разгружайте! Живо!

Шоферы с равнодушным видом вышли из кабин, отошли к ограде и присели на корточки, закурили.

Парни, ничего не понимая, все еще сидели в кабинах.

Барат окликнул Муршуда:

— Ну, чего нос повесил? Тебя ведь ждут! — Он взглянул на ручные часы. — Рабочий день пока что не окончен, а наряд вам выпишут, зарплату свою вы получите!

Мужчина в пижаме позвал кого-то громко:

— Эй, Пири! Эй, Мири! Ступайте сюда!

Из шалаша выскочило двое парней, одинаково плотных, коренастых. Они подбежали к Кериму и встали перед ним, всем своим видом выражая готовность.

— Помогите ребятам! — коротко бросил им Керим, и парни в мгновенье ока оказались в кузовах машин.

Муршуд нехотя вылез из кабины, оставив транзистор на сиденье

…Домой приятели возвращались молча. В районном центре у артезианского колодца умылись, отряхнули пыль с одежды. Муршуд надел рубаху навыпуск и сказал:

— Зря я на стройку пришел. На прежней работе было лучше.

Он взял транзистор и медленно пошел домой. Ахмеду хотелось догнать друга и сказать ему, что во всех неприятностях сегодня виноват он один. Ахмед прибавил шагу, нагнал Муршуда и осторожно тронул его за плечо.

— Раскаиваешься? — спросил он.

— Терпеть не могу Барата! Заставлять нас работать по чужим дворам, точно мы амбалы. Жулик проклятый!

— Но так ведь не всегда… Это только сегодня… — неловко оправдывался Ахмед.

— Лиха беда начало. Теперь он будет помыкать нами как захочет. Геюш не отпускал меня: все равно, мол, вернешься, рано или поздно, а я ему: у мужчины слово едино, ухожу — и все тут! Плюнул в колодец — теперь уж не пить из него.

Когда они поравнялись с мостом, Ахмед замедлил шаг:

— Я не домой… Дело у меня…

Но Муршуд вроде бы и не расслышал, продолжал свою мысль.

— О Барате мы еще поговорим. Будь здоров! — сказал он и ушел, покачивая транзистором в правой руке.

Когда Ахмед пришел в библиотеку, там было три человека. Наргиз ходила между рядами полок и выбирала нужные книги.

Ахмед сел за угловой столик, взял первую попавшуюся газету и стал листать ее. Мысли его мешались, он не мог сосредоточиться, чтобы прочитать хоть слово. «Я должен, должен, должен… — говорил он себе. — Я должен сказать ей наконец. Иначе откуда ей знать, почему я каждый вечер прихожу к каменному барану».

А ведь однажды его тайну чуть было не узнала вся школа. Ахмед тогда учился в седьмом классе, а Наргиз — в десятом. Он поджидал ее по утрам у калитки, и они вместе шли на занятия. На переменах он держался поближе к десятому классу и сильно расстраивался, если ему случалось увидеть, как Наргиз говорит и смеется со своими сверстниками. Но после занятий Ахмед неизменно дожидался Наргиз у школьных ворот, и домой они возвращались вместе. В такие дни Ахмед всю дорогу молчал, и, сколько ни допытывалась Наргиз, причину своего плохого настроения он не объяснял.

Иногда подросток заходил к Наргиз домой, но всякий раз потом горько жалел об этом. Наргиз здесь была совсем не такая, как по дороге в школу. Она чувствовала дома себя взрослей и обращалась с Ахмедом как с ребенком. Однажды Наргиз посоветовала Ахмеду пораньше ложиться спать, потому что детям, сказала она, следует спать не меньше восьми-девяти часов в сутки. И вот тогда-то подросток понял, что он любит Наргиз, любит безответно. И он никогда не посмеет открыться в своей любви. Его засмеют, задразнят, если узнают, что он влюбился в девушку тремя годами старше себя.

Ахмед твердо решил хранить свою тайну от всего мира. Наргиз никогда не узнает о ней. Пусть она осветит, осчастливит собой чужой дом и чужую жизнь. Пусть у нее, самой красивой, родится десятеро детей… Ахмед все равно будет любить ее.

Окончив десятилетку, Наргиз уехала в Баку и поступила в библиотечный техникум. И теперь дорога от дома до школы стала для Ахмеда бесконечно длинной.

Вечерами он подолгу смотрел на веранду дома Наргиз, днем все прислушивался и выскакивал на каждый звук, скрип. «Не Наргиз ли приехала?»

Как-то раз учитель математики Тахмаз-муаллим задал ребятам контрольную по алгебре. Ахмеду попался такой трудный пример, что он отказался от возможности решить его. Вырвав листок из тетради в клетку, он подпер рукой подбородок и написал:

«Дорогая моя, любимая Н.! Ты уехала, и я не свожу глаз с дороги. Дорогая моя, любимая Н.! Каждую ночь я вижу тебя во сне».

Как ни переполнено было сердце Ахмеда любовью к девушке, слов у него больше не находилось.

Вдруг длинные, костлявые пальцы схватили с парты листок в клетку. Пока Ахмед сообразил, что произошло, Тахмаз-муаллим был уже у классной доски и читал письмо.

«Только бы не вслух! Только бы не вслух!»

Тахмаз-муаллим уселся на стул и, сдвинув реденькие брови, оглядел класс. Ахмеда затрясло мелкой дрожью, он не смел поднять глаз на учителя.