— Да рухнет дом того негодяя! — неистовствовал он. — Откуда же мне знать, люди добрые, что в наше время есть еще подлецы и воры, расхитители общественного добра! А виновато во всем начальство! Сколько раз говорил им: не могу, мол, в двух местах сторожить с одной парой глаз! И выходит, не зря я глотку надрывал! Чуяло мое сердце, что бедой это обернется… Встал я, значит, в полночь и отправился на главный склад. Погляжу-ка, думаю, как там да что, шутка ли сказать, на добрый миллион добра государственного лежит без призору. И всего-то я отсюда на полчасика отлучился, не боле. Туда и обратно. И что вы думаете, люди добрые? Возвращаюсь, а тут — готово, доски все подчистую вывезены. Ищи теперь ветра в поле.
Каждый как умел успокаивал Алияра, и только Сафар и Муршуд выслушали его молча, не сказав ни слова, будто онемели вдруг. Муршуд уселся на пустой бочонок, обхватив руками свой транзистор, и, улыбаясь, хмурил узкие глаза. А Сафар, прислонившись плечом к недостроенной стене, спокойно попыхивал сигаретой.
Ахмеда злила лукавая улыбка Муршуда. Ему хотелось схватить друга за ворот и заорать: «Закрой пасть! Чему радуешься?!»
Сафар бросил недокуренную сигарету, носком чувяка притушил ее и недоуменно дернул плечом.
— Как же это в полчаса две машины досок вывезти можно? — спросил он, не глядя на сторожа, словно бы обращаясь к себе самому.
Алияр-киши, казалось, обрадовался голосу Сафара.
— А я о чем толкую? — торопливо сказал он и, воздев глаза к небу, обрушил на воров град проклятий: — Чтобы те доски на гроб вам сгодились! Чтобы в тех досках вас в землю опустили! Мошенники, дети мошенников!
Голос Алияра поднялся до визга.
И тут не выдержала добрая душа Заргелем:
— А ты подумай, Алияр-киши, вспомни, может, не полчаса прошло? Может, больше?
Алияр-киши вздернул сизые брови и приподнял козырек своей пыльной шапки.
— Ей-богу, не знаю, что и сказать… Очень возможно, что чуть больше. За полчаса, понятное дело, мне бы никак не обернуться… — Алияр нерешительно взглянул в глаза Сафару, который был по-прежнему спокоен.
На пороге конторы показался Барат и позвал всех в прорабскую. Подождав, пока собравшиеся рассядутся, он, почесывая мизинцем белый лоб, начал проникновенно:
— Я тут думал-гадал, как быть нам, какой выход найти. Положим, согласно закону, заявим на Алияра-киши в милицию. Но человечно ли это с нашей стороны? Можем ли мы допустить, чтобы ветеран войны, кровью защищавший Родину, честный семьянин, порядочный человек, из-за какого-то негодяя пошел под суд? Я составил акт о пропаже досок… — Он долго искал необходимую бумагу, вытер ладонью пот со лба и, взяв карандаш и постукивая им по столу, прочитал проект акта: — «Мы, нижеподписавшиеся, явившись на работу, обнаружили пропажу строительных материалов…» — Барат посмотрел на окружающих и тихо уже сказал: — Я подсчитал, товарищи, количество и стоимость материалов и предлагаю вычитать из зарплаты Алияра-киши в течение года. Таким образом, у нас и волки будут сыты, и овцы целы. Согласны?
Рабочие молчали, уставившись в пол. Барат поспешно добавил:
— Само собой, Алияр-киши получит административное взыскание еще… — и придвинул бумагу к Ахмеду: — Подписывай!
И паренек, волнуясь так, как если бы он спасал отца Наргиз от пожара, и оттого еще, что впервые ставит свою подпись на официальном документе, неловко расписался и передал акт Заргелем. Женщина медленно и трудно вывела свое имя и протянула акт Муршуду. Тот тоже подписал и, не глядя, подвинул бумагу к Сафару.
Мастер сидел, положив ногу на ногу, и курил, поглядывая на потолок.
Барат молча ждал, кидая вопросительные взгляды на Сафара. Но каменщик вроде бы и не замечал недовольства прораба.
Ахмеда задело такое поведение мастера, и он, перехватив его взгляд, с надеждой посмотрел на мастера. Но Сафар будто бы ничего не видел и ничего не слышал.
Барат взял акт и сложил его вчетверо.
— Можете идти, — сухо буркнул он.
Сафар вышел первым. За ним потянулись остальные.
До полудня работы не было, машины, отправленные за кирпичом, почему-то задержались.
Сафар, покуривая одну сигарету за другой, ворчал:
— Очень мне интересно знать, что люди в зарплату получат, если мы только и делаем, что простаиваем? О чем только Барат думает, ума не приложу.
— Прораб вчера две машины кирпича отправил бухгалтеру Кериму, — отозвался Муршуд.
Услышав это, уста Сафар почему-то сердито взглянул на Ахмеда, и тот, хоть и не знал за собой вины, неожиданно потупился.
Наконец прибыли машины с кирпичом, из кабины вышел Алияр-киши и невероятно ласково обратился к Ахмеду:
— Иди-ка, голубчик, помоги разгрузить, работа стоит.
Муршуд громко захохотал.
— Чего ты ржешь, образина? — вздрогнув, сорвался Алияр-киши.
Муршуд состроил серьезную мину.