— Кто решил пример? — как всегда спокойно, спросил учитель и оглядел класс.
Все замерли и опустили головы. Пример никто не решил.
Тахмаз-муаллим снова подошел к парте, за которой сидел Ахмед, и, улыбаясь, пристально посмотрел на него. У Ахмеда захватило дыхание.
— Решил пример? — спросил лукаво Тахмаз-муаллим.
Ахмед судорожно проглотил набежавшую слюну и качнул головой. И тогда Тахмаз-муаллим поднял руку и помахал листком.
— Кто эта Н., а? — спросил учитель и тотчас расплылся в глазах Ахмеда, обратился в мутное пятно, которое крикнуло пронзительным голосом: — Кто эта Н.?
Потом учитель громко и внятно прочитал:
— «Дорогая моя, любимая Н.! Каждую ночь я вижу тебя во сне!» Кто же эта Н., что сны твои отравляет, дитя мое? — издевался Тахмаз-муаллим.
Весь класс затаив дыхание не сводил глаз с тетрадного листка, трепетавшего в длинных пальцах учителя.
Ахмед молчал, и Тахмаз-муаллим вышел из себя:
— Ты что, Меджнуном стал?! Молоко на губах не обсохло, а туда же — любовные послания пишешь! Уроки бы лучше учил! А то смотришь в книгу… — он не договорил.
Учитель еще что-то кричал, но Ахмеду стало вдруг все безразлично, он уже никого и ничего не боялся. Он мог бы, пожалуй, в тот момент и нагрубить учителю. Если бы захотел…
Три дня после этого случая Ахмед не ходил в школу и постепенно охладел к учебе. В прошлом году он кое-как окончил десятый класс, но в институт документы подавать не решился…
…Посетители забрали свои книги и ушли. У Ахмеда отчаянно забилось сердце, он был впервые наедине с любимой девушкой. Путаясь и подгоняя мысли, юноша решил сказать Наргиз, что работает на стройке, а там, слово за слово, и разговор завяжется.
Наргиз взглянула на Ахмеда, но, против обыкновения, не улыбнулась, а удивилась:
— Ты — и вдруг в библиотеке? Какими судьбами?
Ахмед встал и с безразличным видом подошел к перегородке, за которой царственно восседала девушка.
Наргиз была в зеленом платье, и Ахмед вдруг подумал, что в последнее время она не снится ему по ночам, ни в зеленом, ни, как он загадывал, в желтом.
— Я слышала, ты работаешь, — равнодушно сказала она.
— От кого слышала?
— Отец говорил.
— Надоело бездельничать, — небрежно ответил юноша.
— Поумнел наконец? — Наргиз улыбнулась, и Ахмед вдруг осмелел и открыто посмотрел на нее. Он словно впервые заметил, что глаза у нее чистые-чистые, карие, красиво очерченные губы, брови черные, длинные и тонкие, похожие на брови Заргелем.
Но тут его вновь охватил столбняк, и, поняв, что он так ничего и не скажет Наргиз, Ахмед решил уйти. А еще Наргиз бросила взгляд на ручные часы.
— Книгу хочешь? — снова равнодушно спросила девушка.
— Сейчас — нет.
— Приходи завтра, найду интересную книгу, — разговаривая с ним, она смотрела в окно.
Ахмед проследил за взглядом девушки — под окном стояли знакомые по стройке «Жигули»… Ему стало жарко. Он пожалел, что пришел.
Отворилась дверь, и на пороге показался Барат. Наргиз отвернулась, и это получилось у нее как-то чересчур поспешно и нарочито резко.
Увидев Ахмеда, Барат замешкался и тут же вышел. Послышался шум отъезжающей машины, Ахмед посмотрел в окно: на том месте, откуда отъехали «Жигули», висело желтое облако пыли. Он еще заметил, что лицо девушки просветлело.
— Ой, как я устала, — сказала она, зевнула, прикрыв красивый рот рукой. — Домой пора… — И она вытащила из желтой сумки зеркальце, погляделась в него, пригладила рассыпавшиеся по плечам волосы.
Не зная, как себя вести, Ахмед решил подождать Наргиз на улице. Она вышла почти вслед за ним и долго запирала дверь, возясь с замком.
— До свидания, — сказала она и поспешно пошла прочь от Ахмеда. И пошла не домой, а совсем в другом направлении.
Юноша, ничего не понимая, удивленно долго смотрел ей вслед и потом медленно зашагал в свой пустой дом. Но дома ждала его мать. Он хотел рассказать ей о своей работе, но смолчал. По озабоченному лицу сына Гамар поняла, что он сильно расстроен чем-то. Однако ничего не стала спрашивать, молча поставила ему еду на стол и стала гладить белье. Ахмед впервые ел с аппетитом, не оговаривая мать. Тамар краешком глаз нежно поглядывала на сына, на его тонкую шею, мягкие, спадающие на лоб черные волосы. От ее взгляда не ускользнуло, что за последние дни Ахмед осунулся и загорел, опалился под солнцем. И пушок усов вроде бы обозначился резче. Гамар обратила внимание и на вздувшиеся на руках вены, и пыль на одежде, но ни о чем спрашивать не стала.
Поев, Ахмед почувствовал, как он устал, а к рукам словно тяжеленные камни привесили. Он с усилием поднялся со стула и заставил себя раздеться. За окном, по обыкновению, гремел на всю округу транзистор Муршуда. Сегодня Ахмеду не хотелось ни музыки, ни поглядывать на веранду Наргиз, что обычно он позволял себе перед сном. Он лег в постель и тотчас заснул, опять ничего не сказав матери.
Гамар аккуратно сложила на спинку стула отутюженную одежду, погасила свет и ушла.
Наутро сторож Алияр-киши встречал рабочих и каждому сызнова начинал рассказывать о постигшем его горе.