Зеленая жемчужина. Мэдук

– События, о которых идет речь, смехотворны и постыдны. В этом отношении мне совершенно нечем похвалиться, и я предпочитаю не касаться этого вопроса.

– Тогда изложить события придется мне. Прежде всего позволю себе указать, что так называемый стыд – не более чем обратная сторона тщеславия.

– Я искренне восхищаюсь собой, – заявила Твиск. – Можно ли это назвать тщеславием? Спорное отождествление.

– Независимо от того, насколько этот термин применим в данном случае, надлежит заглянуть на несколько лет в прошлое. Тогда, так же как и сейчас, Твиск считала себя неотразимой красавицей – что соответствовало и продолжает соответствовать действительности. Восхищение собой вскружило ей голову, и она стала кружить голову троллю Манжону: дразнила его, выставляла себя напоказ, а потом выскальзывала из его объятий, получая злорадное удовольствие от его униженных просьб и яростных поношений. Наконец Манжон проникся злобой и решил наказать ее за жестокие шутки. Однажды он застал Твиск врасплох, схватил ее и оттащил по Шаткой тропе на дорогу Манкинса, где приковал ее цепями к установленному на перекрестке столбу Айдильры. После этого Манжон произнес заклинание, не позволявшее Твиск освободиться от цепей, пока с ней не совокупятся трое прохожих. Теперь, если Твиск расположена поделиться дальнейшими деталями этой истории, она может продолжить рассказ.

– Вовсе не расположена, – обиженно сказала Твиск. – Тем не менее в надежде, что дочь моя Мэдук никогда не повторит мою ошибку, я расскажу, как все это было.

– Говори, – сухо обронил король Тробиус.

– Рассказывать-то, собственно, не о чем. Первым по дороге проезжал рыцарь, сэр Джосинет из Облачного замка в Даоте. Он вел себя галантно, предложил помощь и оставался бы со мной, пожалуй, несколько дольше, чем это требовалось, но в конце концов я попросила его удалиться, так как уже начинались сумерки, а я хотела поскорее избавиться от заклинания и поэтому не хотела, чтобы другие путники обходили меня стороной. Вторым оказался молодой пахарь Нисби, возвращавшийся с поля домой. Он проявил искренний энтузиазм в грубоватой, но энергичной манере. Нисби не стал задерживаться, потому что, по его словам, он проголодался, а его ожидала дома похлебка из репы с ветчиной. Я отчаянно надеялась освободиться до наступления ночи и рассталась с ним без сожаления. Увы! Меня ожидало большое разочарование! Сумерки сгустились, взошла полная луна; она сияла над лесом, как круглый щит из полированного серебра. И теперь по дороге приближалась темная фигура, вся закутанная в черное, в широкополой шляпе, скрывавшей лицо от лунного света; я не могла разглядеть его лицо. Незнакомец подходил медленно, останавливаясь через каждые три шага – из осторожности или просто по привычке, не поддающейся объяснению. Я находила его исключительно непривлекательным субъектом и не стала просить его избавить меня от цепей. Тем не менее он разглядел меня в лучах луны и надолго остановился, словно оценивая ситуацию. Его поза и молчание внушали мне серьезные опасения, но, будучи прикована к столбу Айдильры, я не могла ничего сделать и вынуждена была оставаться в беспомощном положении, набравшись терпения и надеясь на лучшее. Медленно и осторожно этот темный странник подошел ко мне вплотную и наконец навязал мне свою волю. Пахарь Нисби был резковат, сэр Джосинет – элегантен. Этот демон ночи надругался надо мной с холодной злобой, не проявляя ни малейшего сочувствия и даже не снимая шляпу. Он не назвался и даже не пытался завязать разговор о погоде, в связи с чем, учитывая все обстоятельства, я могла отвечать ему только молчаливым презрением. В конце концов дело было сделано, и я освободилась. Темный странник удалился в лунных лучах – походка его стала еще медленнее и задумчивее, чем прежде. А я поспешила вернуться в Щекотную обитель.

В этот момент королева фей Боссума, в роскошном платье из сапфировых блесток, соединенных бледной паутиной, присоединилась к королю Тробиусу, приветствовавшему ее по всем правилам рыцарской вежливости.

Твиск продолжала рассказ:

– В свое время я родила девочку. Она не приносила мне никакой радости, и я не могла ею гордиться, потому что ее существование постоянно напоминало мне о пренеприятнейшем эпизоде. При первой возможности и почти без жалости я заменила ее младенцем Друном. Остальное известно.

Мэдук печально вздохнула:

– Теперь все запуталось пуще прежнего! Кого я должна считать своим родителем? Пахаря Нисби? Сэра Джосинета? Или порождение ночного мрака? Ты уверена в том, что мой отец – один из этих трех?

– Надо полагать, – пожала плечами Твиск. – Гарантировать, конечно, я ничего не могу.

– Все это исключительно неопрятно, – опустила уголки губ Мэдук.

– Ну вот, ты получила, что хотела? – капризно спросила Твиск. – Сделанного не поправишь, сегодня всего этого уже нет, сегодня праздник! Воздух дрожит, напоенный весельем и бодростью – смотри, как танцуют эльфы и феи! Смотри, как кувыркается Фалаэль, как он радуется избавлению!

Мэдук повернулась и посмотрела: