Зеленый остров

— Отец не согласится, — вяло сказала Галя.

— А ты поговори с ним! — потребовал Сергей.

— Ну уж нет, об этих делах сам договаривайся.

Выслушав Коршункова, Степан Иванович спокойно и твердо ответил:

— Нет… Год-другой вам придется пожить в маленькой комнате, в Галиной. А вот когда появится у вас ребенок, когда наживете собственную мебель и вещи, тогда уж подумаем об отдельной квартире.

— Нет! — сказал и Коршунков. — Я хочу две комнаты.

— А зачем? Что ты будешь в них ставить? Что у тебя есть?

Коршунков не знал, что за долгие годы руководящей работы Степан Иванович очень хорошо изучил психологию людей, которые слишком многого хотят от жизни. Поэтому он оставался неподдельно спокоен и тверд. А Коршунков волновался.

— У меня ничего нет, — звенящим голосом произнес Коршунков, — но я хочу две комнаты!

— Вот и хоти! В молодости это — самое прекрасное свойство!

И по-отечески улыбнувшись, Степан Иванович потрепал Коршункова за плечо.

Выпив вина для храбрости, Коршунков не поехал в город, а явился к знакомой двери на третьем этаже. Открыла ему сама Зоя. Увидела Коршункова и не впустила в квартиру. Но вышла к нему на лестничную площадку. И здесь отчитала Коршункова с неожиданной для него яростью.

— Ты что, думаешь, здесь тебе бордель? Нет, парень, сюда за удовольствиями не приходи — больше не обломится! Ищи другие адреса, а я тебе не потаскушка, чтобы ко мне с пьяной рожей лезть! Все кончено, Коршунков! И до свидания, я тебя не задерживаю!..

Коршунков пытался объяснить Зое, что давно не видел Леночку, очень соскучился, но она не стала слушать, ушла домой.

К чести Коршункова нужно сказать, что пил он очень редко и выпивши не дебоширил. Он поплелся домой, к матери.

20

Между блоком старых цехов и отдельно стоявшими белыми глыбами новых корпусов пролегла широкая асфальтированная трасса, по сторонам которой располагались щиты с портретами передовиков.

Прежде Игорь не обращал внимания на эти яркие, броско оформленные щиты с фотографиями. Да ведь прежде и был он всего лишь токарем из цеха мелких серий. Теперь же наконец он свободен! Отныне весь двадцатипятитысячный, огромный, как город, завод — его хозяйство, его поле деятельности. Теперь он может свободно писать о любом человеке, потому что, вырвавшись из окружения токарей, поднялся наконец над обыденной жизнью и может взглянуть на нее глазами профессионального литератора! И потому замечательно, что на заводе так много передовиков. Он напишет о каждом из них. Он проникновенно и впечатляюще расскажет о судьбах этих простоватых мужчин и женщин, неказистые лица которых в такой напряженности застыли на фотографиях.

Треск пишущей машинки Алевтины Игорь услышал еще на лестничном марше. Какой прекрасной музыкой показалась ему сухая торопливая дробь!

Как обычно, в комнатке редакции было накурено. Курил Николай Иванович, стоя позади машинистки и заглядывая через ее плечо на заправленный в машинку лист: тексты для набора печатались на специальных узких бланках для простоты подсчета строк. Егорычев тоже был занят: склонив голову к левому плечу, строчил пером, крепко зажмурив один глаз от дымившейся в углу рта папиросы.

Старикова отсутствовала. Стол был пуст и чист — только перекидной календарь с позавчерашней датой остался на нем. И от вида этого прибранного, уже ничейного стола сердце Игоря радостно трепыхнулось.

Подав мягкую руку, редактор Николай Иванович тут же выдернул ее и, кивнув в сторону пустовавшего стола Стариковой, сказал:

— Посиди минуточку, я скоро додиктую.

Егорычев тоже протянул Игорю руку, но не одарил, как обычно, лукавой улыбочкой, не подмигнул, — напротив, как показалось Игорю, взглянул сердито и торопливо вернул взгляд на свои листы.

Приходя в редакцию, Игорь обычно испытывал чувство неловкости, когда ему предлагали сесть. Своими замызганными штанами он боялся испачкать редакционную мебель, хотя стулья здесь были обыкновенными, с обтянутыми черным дерматином сиденьями. Он и теперь привычно замешкался, добродушно-податливым тоном ответил:

— Ничего, я постою…

Уговаривать никто не стал.

— В силу сложившихся обстоятельств коллектив цеха оказался перед трудной проблемой… — Размеренно-четкий голос редактора звучал уже не для Игоря — торопливо поскакали, догоняя голос Николая Ивановича, пальцы Алевтины, и рассыпалась по комнате колючая дробь.

Постояв некоторое время посредине комнаты, Игорь осмелился наконец, сел за стол Стариковой, Осмотрелся. Придется, значит, сидеть ему между редактором, стол которого был слева в углу, и ответственным секретарем Егорычевым, сидевшим справа, спиной к входной двери. Что же, в таком положении были некоторые выгоды: свет от окна падал слева, телефон был не так уж далеко, на редакторском столе. Дверь в редакции часто оставляли открытой — для выветривания табачного дыма. И располагалась она на пути в заводской комитет комсомола и ДСО. Значит, Игорь, сидящий за столом и напряженно обдумывающий очередную статью, при открытой двери будет виден проходящим по коридору девчатам.