Зеленый остров

— Да что ты такое говоришь! — теряя почву под ногами, пролепетала Нина Федоровна. — Почему ты мне это говоришь?

— Ой, я ведь тоже не поверила своим глазам! — всплеснув руками, продолжала оживленно Валентина. Хотела у Зойки спросить, да она, вредина, даже не здоровается со мной. Ну я к матери, соседи же, всё про всех известно. Так и есть: на пятом месяце Зойка, скоро в декретный уйдет.

— Я-то при чем? — чувствуя на себе обращенные отовсюду любопытствующие взгляды, спросила Нина Федоровна.

— Знамо дело, вы ни при чем, — громко выговаривала Валентина. — И Сережа ваш, может быть, тоже не виноватый, все же знают, что к Зойке бывший муж приезжал. Но дело сами знаете какое — свидетелей не найдешь. А у Зойки право есть: на кого покажет, тот и отец будет ребеночку.

— Глупости все это, — торопливо сказала, чувствуя охвативший ее жар, Нина Федоровна. — Глупости ты говоришь. Сергей ни при чем. И я ничего не желаю, знать, слышишь? Ты мне мешаешь работать, слышишь?

Чувство растерянности и страха в первые минуты было таким сильным, что Нина Федоровна ничего не могла понять, ничего не могла решить. Сидела в оцепенении, охватив руками лицо. Но постепенно пришла в себя. Поняла, что продолжать сидеть вот так — пряча в ладонях раскаленное лицо — странно и неприлично.

В лаборатории было принято сообщать начальнику — Ромашовой, куда и зачем уходишь во время рабочего дня. Поднявшись из-за стола, Нина Федоровна молча прошла к двери мимо стола начальницы, потому что еще сама не знала, куда пойдет. Чувствовала только: надо как можно скорее скрыться, спастись от всех любопытствующих и жалостливых взглядов, которые ощущала кожей, будто уколы игл.

Она шла по осенним заводским магистралям, мимо колючих кустарников, облетевших тополей, почернелых стен заводских корпусов, уступала дорогу нагруженным ржавыми поковками электрокарам — и все думала о коварстве людей, взявшихся замучить ее. И эта злая притвора Валентина, затравившая Нину Федоровну своей осведомленностью, упрямая, наглая Зоя Дягилева, расстроившая свадьбу — они будто сговорились против Нины Федоровны. «Ну конечно, сговорились, потому что стоят друг друга, — потрясенно шептала Нина Федоровна. — А разве я чем-то обидела Валентину — за что она казнит меня так страшно? Это ведь она, она подговорила Дягилеву, чтобы та сбила Сергея. Чтобы свадьбу расстроила, судьбу Сереже поломала! Та и рада стараться. Бабкой меня решила сделать! Ах, злые, ах, завистливые. Ну уж нет, бабкой я вам не стану!»

…Сергей сбежал из дома за три дня до свадьбы. Исчез, и все. По городской почте на следующий день Нина Федоровна получила письмо. Сергей написал, что на женитьбу у него все-таки не хватило духу и вообще ему очень стыдно перед всеми, а особенно перед матерью. Просил как-нибудь замять дело со свадьбой вплоть до того, что сообщить Гале и ее родителям истинную причину его бегства. «Я почувствовал, что нет у меня такой подлости, чтобы жить с нелюбимой ради отдельной квартиры и других прочих соображений», — признался в письме Сергей.

И вот с июля он жил в Красноярске, приютившись поначалу у тетки, двоюродной сестры Нины Федоровны. За это время Нина Федоровна получила от сына всего два письма. В одном он сообщил, где обосновался. В другом, полученном месяц с лишним назад, написал, что все у него хорошо: устроился на современном заводе, поселился в благоустроенном общежитии, заработки в цехе приличные, коллектив дружный и ребята относятся к нему уже по-свойски. Приглашал мать в отпуск приехать, посмотреть Красноярск, который Сергею очень понравился. А в будущем, может быть, поменять квартиру и переехать туда насовсем.

Получив то письмо, Нина Федоровна ожила, решила в самом деле после Нового года взять отпуск и поехать к сыну. Но молчание Сергея снова затянулось, и опять Нина Федоровна подозревала сына в унаследованной от отца черствости и бессердечности. А теперь вот над ее сыном нависла кошмарная угроза…

Прямого знакомства между ними не было, хотя не однажды приходилось Александре Васильевне Дягилевой встречать в магазинах или замечать в троллейбусе Нину Федоровну Коршункову. Доброхотливые люди показали матери Зои Коршункову, Коршунковой — Дягилеву-старшую; замечая одна другую, женщины отводили взгляды, но исподволь друг друга осматривали, пытаясь распознать, хотя Нина Федоровна не допускала, что мать Зои может быть порядочной женщиной, а та в свою очередь удивлялась упрямству и высокомерию Коршунковой.

Открыв дверь и увидев на пороге мать Сергея, Александра Васильевна не выразила удивления, даже как будто обрадовалась, отвечая на сухое приветствие Нины Федоровны, назвала ее по имени-отчеству. Приняла у Коршунковой пальто, без лишней суеты повесила на крючок, а когда гостья вопросительно взглянула на туфли, Александра Васильевна замахала рукой, сказав, что вполне достаточно, если гостья получше вытрет обувь о половичок.