Зелёная Миля

Харри расстегнул последнюю застёжку. С гримасой отвращения и гнева Перси сорвал рубашку, и она упала у его ног. Он не смотрел ни на кого из нас.

– Верните мне пистолет и дубинку, – сказал он. Я протянул их ему. Он положил пистолет в кобуру и засунул дубинку в петлю.

– Перси, если ты подумаешь об этом...

– Я как раз собираюсь, – бросил он, проходя мимо меня. – Я собираюсь очень хорошо об всем подумать. И начну прямо сейчас. По дороге домой. А один из вас отметит меня в конце смены. – Он подошёл к двери смирительной комнаты и обернулся, одарив нас подозрительным взглядом, в котором сквозили злость и смущение: ужасное сочетание для наших дурацких надежд на то, что Перси сохранит тайну. – Если, конечно, вы не захотите объяснять, почему я ушёл так рано.

Он вышел из комнаты и зашагал вверх по Зелёной Миле, забыв в волнении о том, почему этот коридор с зелёным полом такой широкий. Он уже делал такую ошибку раньше, и тогда ему повезло. Но ещё раз вряд ли повезёт.

Я вышел вслед за Перси, пытаясь придумать, как его успокоить. Мне не хотелось, чтобы он уходил с блока "Г" в таком состоянии: потный, непричёсанный, с красным отпечатком моей руки на щеке. Мои ребята вышли следом за мной.

То, что случилось потом, произошло очень быстро: всё заняло не больше минуты, а может, и того меньше. Но я хорошо помню всё до сегодняшнего дня, вероятно, потому что рассказал Дженис, когда добрался домой и осознал случившееся. То, что произошло позже: встреча утром с Кэртисом Андерсоном, расследование, пресс-конференция, которую Хэл Мурс нам устроил (он уже вернулся тогда), а потом отдел расследований в столице штата – слегка поблекло в памяти за долгие годы. Но то, что случилось на Зелёной Миле, я помню отлично.

Перси шёл по правой стороне коридора, опустив | голову, и я бы сказал больше: ни один обычный заключённый не дотянулся бы до него. Но Джон Коффи не был обычным заключённым. Он был великан, и руки у него тоже великанские. Я увидел, как эти длинные коричневые руки вытянулись между прутьев, и крикнул: «Смотри, Перси, смотри!». Перси начал поворачиваться, левая рука потянулась за дубинкой. Но потом Джон Коффи схватил его и прижал к решётке камеры.

Перси ударился правой стороной лица о прутья, вскрикнул и повернулся к Коффи, подняв дубинку. Джон был уязвим для неё, он так сильно втиснулся лицом между центральными прутьями, что, казалось, хочет просунуть всю голову. Конечно же, это было невозможно, но выглядело именно так. Его правая рука нащупала затылок Перси, обвилась вокруг шеи и потянула голову к себе. Перси ударил дубинкой между прутьев и попал Джону в висок. Потекла кровь, но Джон не замечал этого. Он прижался губами ко рту Перси. Я услышал свистящий шум – звук выдоха, словно долго сдерживаемое дыхание. Перси дёргался, как рыба на крючке, пытаясь освободиться, но не тут-то было. Рука Джона прижимала его затылок очень крепко. Их лица слились, как лица любовников, страстно целующихся через решётку.

Перси закричал – звук был приглушённый, словно сквозь ленту, – и сделал ещё одну попытку освободиться. На секунду их губы разъединились, и я увидел чёрный кружащийся поток, перетекающий из Джона Коффи в Перси Уэтмора. То, что не попадало через искривлённый рот, заходило через ноздри Перси. Потом рука на затылке опять напряглась, и губы Перси снова прижались к губам Джона Коффи, он был словно приколот к нему.

Левая рука Перси разжалась. Его драгоценная деревянная дубинка упала на зелёный линолеум. Он больше её не поднял.

Я пытался рвануться вперёд, наверное даже рванулся, но движения мои были слабыми и неуверенными. Я схватился за пистолет, но кобура была крепко застёгнута, и мне не сразу удалось его вытащить. Под ногами у меня словно закачался пол, точно так же, как в спальне маленького уютного дома начальника тюрьмы. Я, конечно, в этом не уверен, но знаю, что одна из ламп на потолке взорвалась. Осколки стекла посыпались на пол. Харри вскрикнул от удивления.

Наконец мне удалось сдвинуть предохранитель у моего пистолета тридцать восьмого калибра, но прежде чем я выхватил пистолет из кобуры, Джон отпустил Перси и отошёл назад в свою камеру. Джон кривился и тёр губы, словно попробовал что-то нехорошее.

– Что он сделал? – закричал Брут. – Что он сделал, Пол?

– То, что он вытянул из Мелли, теперь внутри Перси.

Перси стоял, прислонившись спиной к решётке камеры Делакруа. Широко открытые глаза его не видели – два ноля. Я осторожно подошёл к нему, ожидая, что он начнёт кашлять и задыхаться, как тогда Джон, но Перси не кашлял. Сначала он просто стоял. Я помахал пальцами перед его лицом:

– Перси! Перси, ау! Проснись!

Никакого эффекта. Брут подошёл и протянул руки к лицу Перси.

– Не помогает, – сказал я.