Зелёная Миля

– Бей его, Перси, бей его! – закричал Харри, вскакивая на ноги. Но Перси только стоял с дубинкой в руке, вытаращив глаза, как суповые миски. Вы скажите, вот шанс, которого он так ждал, золотая возможность использовать свою дурную силу по назначению, но он был слишком напуган и растерян и ничего не мог сделать. Перед ним оказался не перепуганный французик и не чёрный великан, который вообще был слегка не в себе, перед ним оказался сущий дьявол.

Я выскочил из камеры Уортона, уронив бумаги и выхватив пистолет, забыв про свою инфекцию второй раз за день. Я не подвергал сомнению рассказ других о том, что у Уортона было безучастное лицо и отсутствующие глаза, но тот, кого я увидел, был не Уортон. Я увидел лицо зверя – не разумного зверя, а хитрого, злобного и весёлого. Да, он делал то, для чего создан. Место и обстоятельства значения не имели. А ещё я увидел красное, раздувшееся лицо Дина Стэнтона. Он умирал на моих глазах. Уортон заметил пистолет и повернул Дина перед собой так, что при стрельбе я обязательно задел бы обоих. Из-за плеча Дина один сверкающий синий глаз призывал меня выстрелить.

Часть 3. РУКИ ДЖОНА КОФФИ.

1.

Просматривая всё, что я написал, я заметил, что назвал Джорджию Пайнз, где сейчас живу, домом для престарелых. Тем, кто работает в этом месте, такое название не понравится. Согласно буклетам и проспектам, лежащим в вестибюле и рассылаемым потенциальным клиентам, это «отличный пенсионный комплекс для пожилых». Здесь есть Центр развлечений – так сказано в буклете. Люди, которым приходится жить тут (в буклете нас не называют заключёнными, а я иногда называю), говорят о нём просто – телевизионная комната.

Здешние обитатели считают меня замкнутым, потому что я почти не хожу днём смотреть телевизор, хотя это не из-за людей, а из-за программ, которые мне не нравятся. Мыльные оперы, Рики Лейк, Карни Уилсон, Роланда – мир рушится вокруг ушей, и всем интересны только разговоры о том, с кем спят эти женщины в миниюбках и мужчины в расстёгнутых рубашках. Конечно, как сказано в Библии, «не судите, да не судимы будете», поэтому я выпадаю из общей песочницы. Просто, если бы мне хотелось провести время среди мусора, я проехал бы пару миль к автостоянке «Хэппи Уилз», где вечером по пятницам и субботам всегда носятся полицейские машины с сиренами и мигалками. Мой особый, самый близкий друг Элен Коннелли со мной согласна. Элен восемьдесят лет, она высокая, худощавая и всё ещё стройная, очень интеллигентная и утончённая. Она очень медленно ходит из-за каких-то проблем с ногами, и я знаю, что её ужасно мучает подагра кистей рук, но у неё прекрасная длинная шея – почти лебединая, и длинные красивые волосы, которые падают на плечи, если она их распускает.

Больше всего мне нравится, что она не считает меня странным или замкнутым. Мы проводим много времени вместе, я и Элен. Если бы не мой абсурдный возраст, я считал бы её своей возлюбленной. Но всё равно, самый близкий друг – совсем неплохо, а с некоторой стороны даже лучше. Множество проблем, возникающих обычно между любовниками, уже просто перегорели у нас. И хотя я знаю, что никто из тех, кто моложе, скажем, шестидесяти мне не поверит, иногда горячие угли лучше яркого костра. Это странно, но это правда.

Так что днём я телевизор не смотрю. Иногда гуляю, иногда читаю, но чаще всего в последний месяц я писал эти воспоминания, сидя среди растений в солярии. Мне кажется, здесь больше кислорода, а это хорошо действует на память. И куда там какому-то Джеральдо Ривере!

Но когда у меня бессонница, я иногда сползаю вниз по ступенькам и включаю телевизор. В Джоржии Пайнз нет канала НВО или другого, где идут только фильмы, – должно быть, они слишком дороги для нашего Центра развлечений, но основные кабельные каналы есть, а это означает, что можно смотреть канал американской классики. Это тот (если вдруг у вас нет кабельного телевидения), на котором большинство фильмов чёрно-белые и в них женщины не раздеваются. Для старого хрыча, как я, то, что надо. Я провёл много приятных ночей, засыпая прямо на потёртом зелёном диване перед телевизором, а на экране Фрэнсис-Говорящий Мул опять вытаскивал сковороду Дональда О'Коннора из огня, или Джон Уэйн приводил в порядок «додж», или Джимми Кэгни называл кого-то грязной крысой, а потом нажимал на курок. Некоторые из этих фильмов я смотрел со своей женой Дженис (не только моей возлюбленной, но и моим лучшим другом), и они меня успокаивали. Одежда героев, то, как они ходят и говорят, даже музыка из этих фильмов, – всё меня успокаивало. Наверное, они напоминали мне то время, когда я крепко стоял на ногах и был хозяином своей судьбы, а не изъеденным молью ископаемым, рассыпающимся в доме для престарелых, где многие обитатели носят пелёнки и резиновые штанишки.

Но сегодня утром я не увидел ничего утешительного. Совсем ничего.